Облегчение, принесенное стремительным оргазмом в библиотеке, оказалось обманчивым и мимолетным. Как только она вышла на улицу, под ослепительное солнце, странный жар снова начал подползать к ней, словно хищник, дающий жертве передышку, лишь чтобы удвоить азарт погони. Колени подкашивались, и каждый шаг отзывался глухой, навязчивой пульсацией в самом низу живота.

Она не пошла на следующую пару. Мысль о том, чтобы сидеть в душной аудитории, прижатой бедром к кому-то из однокурсников, казалась ей теперь формой изощренной пытки. Она почти бежала по кампусу, уворачиваясь от взглядов, чувствуя, как влага снова пропитывает ее белье. У ворот ее догнал Саймон.

— Эй, Джейн! Куда так быстро? Ты выглядишь... — он замолчал, оглядев ее раскрасневшееся лицо, блестящие глаза. — С тобой все в порядке?

— Да! — ее голос прозвучал слишком резко и высоко. — Просто... мигрень. Нужно прилечь.

Она видела тень беспокойства в его глазах, но не могла сейчас этого выносить. Мысль о том, что он может прикоснуться к ней, предложить проводить, вызвала в ней не волну нежности, а приступ такой животной, постыдной жажды, что ее бросило в жар.

— Мне просто нужно отдохнуть, Сайм, честно, — выдохнула она уже мягче и, не дожидаясь ответа, почти побежала прочь.

Комната в общежитии встретила ее гулкой, звенящей тишиной. Джейн щелкнула замком, прислонилась спиной к прохладной двери и зажмурилась. Но и здесь, в безопасности четырех стен, ее не отпускало. Возбуждение накатывало новой волной, более мощной и требовательной, чем прежде. Ноги дрожали так, что она еле дошла до кровати. Она скинула джинсы, топ, осталась в одном нижнем белье. Но и это было невыносимо. Тонкое кружево трусиков впивалось в воспаленную кожу, а чашечки бюстгальтера сдавливали и без того затвердевшие, невероятно чувствительные соски.

Она подошла к зеркалу. Ее отражение было чужим. Щеки пылали лихорадочным румянцем, губы были припухшими, а в глазах стоял темный, незнакомый блеск. Она провела рукой по животу, и ее пальцы, скользнувшие ниже, к резинке трусиков, подтвердили худшее: она была мокрой насквозь, готовая, пульсирующая. Стыд сгорал в топке этого нового, всепоглощающего желания. Ей не хотелось ласк, нежности, романтики. Ей хотелось, чтобы ее трахнули. Жестко, грубо, без нежностей. Чтобы использовали как вещь, как шлюху, чтобы заставили забыть обо всем, кроме этого пронзительного, животного соединения.

— Боже, — простонала она, сжимая виски. Но мысли не уходили, они становились только ярче, разжигая и без того безумный огонь внутри.

Ее взгляд упал на верхнюю полку шкафа, куда она закинула тот самый подарок от подруг на день рождения — огромный черный дилдо. Они смеялись тогда, а она смущенно краснела. Почему она его не выбросила? Сейчас это «почему» обрело зловещий, неумолимый смысл.

Стыдясь самой себя, дрожащими руками она достала коробку. Фаллос был тяжелым, холодным, пугающе реалистичным и огромным. Длина, толщина — все казалось чрезмерным, почти невозможным. Но именно это «невозможное» теперь манило ее, обещая ту самую грубую, безжалостную заполненность, которой она так отчаянно жаждала.

Опустившись на колени на прохладный линолеум, она прикрепила основание игрушки к полу с помощью присосок. Звук, с которым она прилипла, был окончательным и бесповоротным, словно щелчок затвора. Она смотрела на этот темный, торчащий вверх фаллос, и по ее спине бежали мурашки от страха и предвкушения.

Медленно, преодолевая последние остатки стыда, она перешагнула через него, опускаясь сверху. Упругий и холодный кончик коснулся ее входа, и она замерла, чувствуя, как все ее внутренности сжимаются в спазме ожидания. Потом, с глубоким, сдавленным стоном, она начала опускаться ниже.

Было больно. Невыносимо тесно. Он заполнял ее всю, до самой матки, растягивая, разрывая изнутри. Слезы выступили на глазах. Но вместе с болью пришло и дикое, первобытное облегчение. Та самая заполненность. Та самая грубость, которой она жаждала.

Опираясь руками о пол, она начала двигаться. Сначала медленно, неуверенно, привыкая к этому чудовищному размеру. Потом быстрее, отчаяннее, уже не думая ни о чем. Стук ее бедер о пластиковое основание, ее собственные хриплые, прерывистые стоны, влажные хлюпающие звуки — все это слилось в одну симфонию животного экстаза. Она скакала на этом черном фаллосе, как одержимая, закатив глаза, слетая с катушек, теряя последние крупицы контроля. Ее пальцы впились в ее же грудь, сжимая, щипля воспаленные соски, усиливая и без того запредельное ощущение.

Она была вещью. Используемой, трахаемой, лишенной воли. И в этом унижении была ее единственная, извращенная свобода.

***

Она не помнила, как уснула. Сознание отключилось где-то на полу, после нескольких часов изнурительного, почти животного самоудовлетворения, прерывавшегося лишь на короткие, тревожные провалы в забытье.

Утро принесло с собой не свежесть, а щемящее, унизительное похмелье стыда. Солнечный свет, льющийся в окно, казался обвинением. Джейн молча, избегая смотреть на то место на полу, где все происходило, убрала дилдо, спрятав его на дно шкафа, как преступник прячет орудие преступления. Прибрала комнату, смыла в душе следы своей ночной одержимости, стараясь стереть их вместе с памятью. Она надела простое хлопковое платье — что-то невинное, детское, пытаясь вернуть себе ощущение нормальности.

Оранжевая баночка лежала на тумбочке, как обвинительный акт. Она с ненавистью посмотрела на нее. Нет. Ни за что. Она не примет сегодня эту отраву. Вместо этого она схватила баночку, сунула ее в сумку и вышла из комнаты, полная решимости положить конец этому кошмару.

Дорога до клиники «ФармаКорп» прошла в одуряющей пустоте. Она репетировала в уме гневную речь, требовала объяснений, угрожала жалобами.

Доктор Мердок принял ее немедленно. Он сидел за своим стальным столом, такой же безупречный и холодный, как и его кабинет.

— Мисс Доу, — произнес он, прежде чем она успела открыть рот. — Вы выглядите взволнованной. Проблемы с дневником наблюдений?

— Я не буду больше принимать эту дрянь! — выпалила она, шлепнув баночкой с таблетками на его стол. — Вы не предупреждали меня... не предупреждали о... — она запнулась, густы покраснели. — О таких «побочных эффектах». Это невыносимо!

Доктор Мердок не моргнул и глазом. Он медленно отодвинул от себя планшет и сложил руки.

— Мисс Доу, вы — взрослая, дееспособная женщина, — его голос был ровным, почти скучающим. — Вы подписали договор, в котором четко прописаны ваши обязательства. Три месяца приема препарата и детального наблюдения. В случае одностороннего расторжения договора, вы обязуетесь возместить компании «ФармаКорп» всю сумму, выплаченную предыдущим испытуемым, а также штраф за срыв исследования. Это составляет двадцать пять тысяч долларов.

Цифра повисла в воздухе, тяжелая и неоспоримая, как гильотина. Двадцать пять тысяч. Для нее, студентки, это было неподъемной, фантастической суммой.

— Но... это же нечестно! — голос Джейн дрогнул, предательски выдавая ее отчаяние. — Я не могу так жить! Это сводит меня с ума!

— Побочные эффекты бывают разными, — парировал доктор, и в его глазах мелькнуло что-то жесткое, почти циничное. — Ваша задача — документировать их и... находить способы купирования. Снимать напряжение, так сказать. Это всего лишь биохимия. Подчините ее.

Она смотрела на него, понимая, что попала в ловушку. Юридическую, финансовую, и теперь еще и эту, телесную.

— Вы приняли сегодняшнюю дозу? — спросил он, его взгляд скользнул по ее сумке.

— Нет, — прошептала она, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

— Это нарушение протокола, — он поднялся с кресла. Его движения были плавными, уверенными. Он подошел к столу, взял баночку, извлек одну таблетку и налил в бумажный стаканчик воды. — Вам следует немедленно это исправить. Во избежание санкций.

Он протянул ей таблетку и стаканчик. Она смотрела на маленькую белую пилюлю на его ладони, видя в ней не лекарство, а орудие своего порабощения.

— Я не могу, — снова прошептала она.

— Двадцать пять тысяч долларов, мисс Доу, — холодно напомнил он. — Испорченная кредитная история на всю жизнь. Выпейте.

Ее рука дрожала, когда она взяла проклятую таблетку. Она с ненавистью посмотрела на невозмутимое лицо доктора, затем бросила таблетку в рот и запила большим глотком воды. Холодная влага обожгла горло.

И тут же, почти мгновенно, она почувствовала это. Слабый, едва уловимый всполох тепла в животе. Предвестник бури. Ее глаза расширились от ужаса.

Доктор Мердок наблюдал за ней с клиническим, изучающим интересом. Затем, не сводя с нее взгляда, он медленно, почти театрально, подошел к двери кабинета и повернул ключ. Щелчок замка прозвучал оглушительно громко в наступившей тишине.

— Что вы делаете? — голос Джейн сорвался на шепот. Тепло внутри нее начинало разливаться, согревая низ живота, напоминая о том, что произошло прошлой ночью.

Он повернулся к ней. Его движения были лишены суеты. Он снял белый халат и аккуратно повесил его на крючок за дверью. Потом его пальцы потянулись к узлу галстука.

— Как я и сказал, мисс Доу, — его голос прозвучал низко и властно, пока он медленно, петля за петлей, развязывал шелковый галстук. — Побочные эффекты требуют... купирования. И, как руководитель этого исследования, я несу ответственность за полноту собираемых данных. Некоторые аспекты требуют личного... наблюдения.