1

Конец девяностых годов памятен отсутствием доступного интернета и мобильников у подавляющего большинства населения. А ещё это было время вседозволенности и впечатляющих зарплат для программистов.

— Дима, — подошёл к моему столу шеф, — пойдём покурим. Есть тема.

Слегка обалдев от внезапного внимания начальства, я взял сигареты и послушно направился следом за руководителем.

«Что бы это значило?» — вертелось в башке, пока мы шли к выходу из здания. В компании не гоняли за курение прямо за клавиатурой: пусть дым коромыслом, лишь бы результат приносил прибыль. Видать, разговор предстоял более чем приватный.

Едва мы уселись на лавочку во внутреннем садике, шеф взял быка за рога:

— Дима, есть шанс за неделю поднять хорошую сумму. Я решил предоставить его тебе. Десять тысяч зелёных чистыми твои.

У меня выпала из пальцев сигарета.

— Если что, стрелок из меня так себе, — неуверенно пошутил я, ведь такую сумму за просиживание штанов перед монитором вряд ли кто заплатит.

— Стрелять ни в кого не требуется, но забыть на неделю о свободном времени придётся. Ты согласен? Только т-с-с! Никому ни полслова. Ты лучше всех знаешь ассемблер, вот я и обратился к тебе. Нужно срочно сделать встраиваемую программу.

— Лев Давидович, вы ещё спрашиваете! — закивал я в ответ и добавил, подумав: — А как же... шила в мешке не утаишь... кругом коллеги любопытные...

— Работать будешь в моём загородном доме. Официально оформим отпуск, чтобы ни сотрудники, ни хозяин не удивлялись твоему отсутствию. Ну что, по рукам?

Вечером шеф отвёз меня в свою резиденцию, пустовавшую по случаю заграничного турне его семьи, поставил задачу, обеспечил техзаданием, документами и данными для написания программы.

— Ну, не теряй времени, приступай. Время уходит. Не нам одним предложили. Если не успеем первыми, получим дырку от бублика! — предупредил он и укатил в город.

Всё бы хорошо, но именно на предстоящие дни у нас с Лариской намечалась грандиозная секс-неделя: каждый вечер плюс два выходных по двадцать четыре часа. Блять... Как быть-то? Она девушка с характером, недельное моё отсутствие может не так понять! Но десять тысяч баксов!.. Такие бабки не каждый день на дороге валяются!

Я снял трубку сделанного под старину телефона. Что говорить, ещё не придумал, но надеялся: слова о хороших деньгах примирят Лариску с перспективой постной в смысле секса недели. Увы, разговор получился сухой и короткий.

— Вот так, да? Нашёл отмазку, чтобы потрахаться на стороне? — отреагировала на мои слова Лариса. — Контингент хоть чистый? Ничего на конец не намотаешь?

— Ларис, я правда работаю. Шеф поставил жёсткое условие: срок всего неделя и никаких контактов с внешним миром. Я огорчён не меньше, чем ты, что наш план накрылся пиздой. Я же тебя люблю, девочка! И десять тонн зелени нам очень кстати...

— Рада, что у тебя будет много денег, — без интонации перебила Лариса и положила трубку, даже не поинтересовавшись, как мне звонить, если что. На повторный вызов она не ответила.

Вы будете смеяться, но работа меня увлекла, и вспомнить о девушке я удосужился только после слов шефа, вернувшего со встречи с заказчиком:

— Мы сделали невозможное, Дима! Заказчик писал кипятком, а наши конкуренты изошли на говно! Получи гонорар, и жду тебя в понедельник на работе.

Сколько перепало шефу, я не интересовался: чужие деньги считать не приучен.

Была пятница, конец рабочего дня. Закинув зелёную «котлету» домой, я отправился встречать Ларису с работы, чтобы вместе отметить успех в каком-нибудь приличном заведении. Позвонил с проходной, сказал, что жду с нетерпением. Она ответила в том духе, что странно получается: богатенький Буратино, которому доступны все Мальвины, почему-то обращается к ней. Но обнадёжила, обещала выйти минут через тридцать-сорок.

Ждать пришлось битый час. Лариса возникла откуда-то из-за угла с вопросом: «Ты ещё не ушёл?» Равнодушно осмотрела протянутый букет, подставила для поцелуя сжатые губы и взяла под руку.

— Ну, развлекай меня, если денег не жалко...

— Предлагаю на выбор: «16 тонн», «Пропаганда», «Гараж» или «Галерея», — назвал я очень недешёвые, крутые по тем временам клубы.

— Фи, — скривила губы Лариса, — преснятина, ничего такого. А в «Галерее» ещё и тоска выпендрёжная.

— А что бы ты хотела?

— Ну-у... не знаю... остренького такого хочется... перчика. Запретного плода, вот! — сформулировала она наконец. — Поехали в «Ла-Мама», что ли... Лови тачку, богатенький Буратино.

Слышал я про эту «Ла-Маму»: стриптиз-клуб для женской аудитории, место для эротических шоу. Иногда там проходят закрытые дамские вечера — с мужскими танцами и не только.

Лариска прекрасно умела манипулировать, она играла на чувстве вины виртуозно, лучше, чем Паганини на скрипке. Я и впрямь почувствовал себя виноватым, эдаким меркантильным кю. Шевельнулась совесть, мол, ради денег пожертвовал любовью, жопа такая. Ну правда, я же её любил!

Потолкавшись в пятничных пробках, добрались до клубешника.

Нас ждал жестокий облом! Мало того, что мы явились задолго до открытия, так и торчать под дверью смысла не было: заведение целиком сняли на вечер и ночь для грандиозного девичника. Какая-то небедная невеста вознамерилась попрощаться с былой свободой разнузданно и без комплексов. Всё это разъяснил мордатый охранник в чёрной форме, смахивающей на гестаповскую, только без черепов и эсэсовских рун, но с какими-то угловатыми серебристыми вензелями. Шаря маслеными глазами по фигурке моей спутницы, он за пятёрку зелени подсказал адресок, где можно найти то же самое, что у «мамы», и даже ещё круче. Похотливые взгляды охранника были, можно сказать, обоснованными, ибо у меня самого с момента встречи сегодняшний Ларискин прикид вызывал стойкую ломовую эрекцию. Ну, это-то понятно: позади неделя вынужденного воздержания. Чёрный короткий топик, едва скрывающий низ упругих сисек, белая расклешенная юбка, доходящая чуть дальше того места, где ноги меняют название, чёрные чулки с ажурными резинками, открывающимися взору при каждом движении девичьей попки или несильном дуновении ветерка. Лёгкие туфли на шпильках, сумочка. Всё. А, ещё тёмные очки...

— На входе предупредите, что вас Зигфрид прислал, — напутствовал нас охранник, захлопывая дверцу машины.

Полуподпольное заведение мы еле нашли. Водитель бухтел, типа, знал бы, в какие ебеня его занесёт, ни за что б не поехал. Но, как известно, бабло побеждает зло. Пятёрка баксов сверху примирила бомбилу с тяготами и лишениями, настигшими его на извилистом трудовом пути.

Называлось заведение без претензий: «Хабанеро». Ну, хотела Лариска перчика, так вот он, один из самых острых. Если, конечно, название соответствует профилю.

На невысказанный вопрос мужика, открывшего маленькое окошко во входной двери, я заявил, что мы от Зигфрида. Вошли. Небольшой зал на десяток столиков, занято женскими компаниями всего три. Но, по словам метра, к полуночи яблоку негде будет упасть.

Лариса решительным шагом направилась к столику у самой сцены. Метр объявил цену: двадцатка с дамы, сотня с кавалера. Неслабая дискриминация по половому признаку, а?

Представление началось с возбуждающих — для женщин, разумеется — танцев. Подкачанные парни с голыми блестящими торсами, но пока в джинсах. Потом джинсы сменились на лёгкие штаны, при соответствующих, хорошо отрепетированных движениях плотно облегающие рельефные задницы и мужские причиндалы танцоров. Среди плясунов выделялся достоинствами негр, не то, чтобы чёрный, а, скорее, густо-шоколадный, с лицом вполне европейским, без раскатанных губ и приплюснутого носа, эфиоп или сомалиец. Именно он срывал самые бурные аплодисменты и визги зала. Лариска, сидевшая лицом ко мне, при виде экзотического танцора поворачивалась на стуле к сцене и, закинув ногу на ногу, покачивала туфелькой в такт музыке.

Когда начались сольные танцы с раздеванием до того, что с большой натяжкой можно назвать трусами, я посетовал, что не взял беруши: восторженный визг стоял на грани ультразвука.

Как-то потихоньку, по одному, парни исчезали со сцены. Оглядевшись, я заметил, что трое присоединились к зрительницам за столиками, а двое вообще испарились вместе с воодушевлёнными представлением женщинами. Но «эфиоп» всё не появлялся. Клиентки стали проявлять недовольство.

Внезапно на зал обрушилась полная темнота. Забухали тамтамы, а когда зажёгся свет, «эфиоп» стоял прямо перед нами. До парня можно было дотянуться рукой.

Мы с Лариской сразу поняли — вот он, гвоздь программы! Из одежды на парне имелась лишь юбочка, похожая на набедренную повязку из белых лент, свисающих с верёвки на поясе. Ну, примерно как у напарника Шурика в знаменитой комедии Гайдая, Феди, когда он выскочил из душевой. При резких движениях парня ленты подбрасывало нечто впечатляющих размеров, свободно болтающееся на месте, где обычно находится член.

Лариса сглотнула и повернулась к сцене вместе со стулом. Лицо у неё было... э-э-э... как перед оргазмом!

Шоколадный парень на сцене оказался профи. Он правильно понял зрительскую реакцию. И танец его отныне предназначался только Лариске. Она бросила на меня странный, какой-то мстительный, что ли, взгляд. Я кивнул, мол, нормально, гуляем дальше. Мне почему-то стало до жути интересно, как она себя поведёт!

Подруга не заставила долго ждать. Она медленно расплела ноги и поставила их на ширине плеч. Не сводящий с неё глаз танцор на сцене сбился с ритма. А белая набедренная повязка встопорщилась вигвамом, в котором могла бы свободно уместиться многодетная индейская семья.

Зал зашёлся в настоящей истерике. Визг стоял такой, что пришлось зажать уши.

Эфиоп подошёл к краю подиума и протянул руку Ларисе. Она с готовностью вскочила на сцену, не сводя взора с вздёрнутой торчащим членом юбчонки стриптизёра.

Парень отвёл Лариску вглубь сцены, и они принялись отплясывать разнузданный эротический танец, больше напоминающий еблю встояка. Лариса прижалась задом к «вигваму» негра и делала характерные движения ему навстречу. Шоколадные ладони накрыли сиськи, через несколько тактов оказались на голом ларискином животе, скользнули вниз и...

«Ёб твою мать!» — в сердцах выругался я, чувствуя, как у меня непроизвольно встаёт хуй, а не сжимаются кулаки. Зал за спиной взорвался бешеными аплодисментами.

Лариска была без трусов! Это увидели все, когда эфиоп задрал подол её юбки. Коричневые пальцы нырнули в промежность, исчезли в белом теле, а потом засверкали влагой в ярком свете софита. Негр поднёс ладонь к носу, глубоко вдохнул, закатил глаза и облизал пальцы один за другим.

На этой высокой торжественной ноте и кончилось представление. Лариса спустилась с подиума.

— Дмитрий, я писать хочу. Подожди за столиком, — заявила она, стараясь не встречаться глазами. Но, видимо, прочла что-то на моём лице, потому что добавила с усмешкой: — Если обиделся, можешь ехать домой.

Блять... Я бы, может, и послал всё к бениной маме и отправился туда, где можно хорошенько надраться, но захотелось до конца разобраться в ларискином поведении. Она девушка не только с характером, но и с энергичными тараканами в голове. Вспомнилось, как однажды, сидя со мной рядом в баре, Лариска достала из сумочки фаллоимитатор и потребовала: «Димка, трахни меня этой штукой! Нет, не дома! Прямо здесь и сейчас! Почему? Потому что мне захотелось!» Хорошо, что от любопытных глаз наши хулиганские действия прикрывал столик...

Лариска вернулась минут через пятнадцать, улыбающаяся, со свежеподкрашенными губами и глазами. Направилась было к своему стулу, но сломала траекторию, подошла и села мне на колени, обдав запахом зубной пасты. Я не удержался, провёл вверх рукой по её бедру. Трусики были на месте. И сухие.

— Ну как, хорошо пописала? — рисуя в голове, как она строчит минет эфиопу, холодно спросил я. Прямых улик у меня не было, но вот косвенных — хоть отбавляй...

— Ага. И не только... — облизнулась она. Но вдруг вздохнула, обняла меня и прошептала в ухо: — Прости, Димка, я очень злилась. Ты такой свинтус, бросил меня на целую неделю. Поехали к тебе! И вообще, я никогда не держала в руках десять тонн зелёных...

Смотреть больше было нечего. Представление закончилось, танцоры вовсю общались с посетительницами. Я обнял подружку за талию и повёл к выходу.

Пока мы ехали, мрачные мысли о проделках Ларисы в клубе вертелись в голове, несмотря на её попытку отсосать у меня прямо на заднем сидении. И не просто вертелись, а усиливались по мере приближения к оргазму.