Вступление

Пилот Warthog Ник Паппас сбит над Сирийской пустыней в Западном Ираке. Раненый, он попадает в плен к четырем вдовам иракского фермера. Вдовам нужна рабочая сила на их пустынной ферме, а Аллах только что сбросил одного из рабочих с неба. Но их планы в отношении Ника вскоре меняются, поскольку одинокие вдовы и их дочери-подростки оказываются очарованы своим красавцем-пленником.

Глава 1

Кто-то однажды сказал мне, что многие лавины начинались со снежного кома. Теперь я понимаю эту метафору гораздо лучше. Я понимаю ее потому, что когда-то давно сломанный кусок медной проволоки вывел мою жизнь из-под контроля...

Меня зовут Ник Паппас, и в тот день, когда моя жизнь сделала крутой поворот влево, я был 34-летним капитаном запаса ВВС, летавшим на самолете A-10 Warthog над Западным Ираком. Мы с ведомым завершили миссию, израсходовав боеприпасы на уничтожение системы бункеров, занятых подразделением «Аль-Каиды», которое пробралось в Ирак из Сирии. Мы возвращались на Аль-Джабар, наш родной аэродром в Кувейте, и летели на высоте около 1000 футов над уровнем земли. Мы летели так низко, потому что искали, хотите верьте, хотите нет, угнанный Mercedes Benz SL 600. Спецслужбы получили информацию, что машина, угнанная в Иордании, начинена взрывчаткой и направляется в Багдад. Я довольно легкомысленно отнесся к этому дерьму, связанному с выполнением задания, но мой ведомый был в восторге. Ему до смерти хотелось увидеть, как выглядит машина стоимостью в двести тысяч долларов после выстрела из его семиствольной 30-миллиметровой пушки Avenger.

Я был на круиз-контроле, когда передавал статус своей миссии в систему предупреждения и контроля воздушного пространства (AWACS). А почему бы и нет? У меня оставалось еще двадцать дней до увольнения с действительной службы. К тому же диспетчер AWACS, с которым я болтал, была моей девушкой, первым лейтенантом Вики Сальваторе, моей кареглазой и черноволосой итальянской принцессой.

Да, жизнь была хороша для меня – пока вдруг голос Вики не исчез из моей рации. Как раз в тот момент, когда я вызывал Пита Костаса, своего ведомого, чтобы убедиться, что рация работает, в кабине завыл сигнал тревоги. Я резко повернул вправо и начал набирать высоту, когда сигнал сменился на радарную тревогу, а затем на приближающийся SAM (ракета класса «земля-воздух»). Я отклонился в противоположную сторону, когда система предупреждения об угрозе прокричала о еще двух приближающихся ракетах. Не успел я среагировать, как мой самолет вздрогнул, и вспышка трассеров прошла мимо моего козырька. Я был слишком занят, чтобы благодарить титановую броню вокруг кабины, когда одна из ракет попала в мой правый двигатель. Я справился с управлением и перевернулся вправо, когда дублирующая система полета по тросам компенсировала потерю тяги и аэродинамическое сопротивление от разрушенного двигателя.

Я сильно отклонился вправо, когда увидел, как самолет Пита взорвался огненным шаром. Это зрелище поразило меня до глубины души. Пит был моим лучшим другом. Я был шокирован очевидной гибелью Пита, но ошарашен тем, что его самолет взорвался так, как взорвался. A-10 был самолетом высокой живучести и не был склонен к взрывам. Жаль Пита, но у меня были свои проблемы, когда я пытался управлять своим поврежденным самолетом. Я бы оплакивал его, если бы сам выбрался из этой передряги. Я метался из стороны в сторону, пытаясь уклониться от огня с земли, который, как я знал, вели по меньшей мере две советские машины ПВО ЗСУ-23-4. ЗСУ-23 была советской орудийной платформой старой конструкции, но за прошедшие годы ее модернизировали, и она была смертельным противником для низколетящих самолетов. Четыре 23-мм орудия управлялись радаром и отличались высокой точностью. Не говоря уже о том, что более поздние версии, такие как представленная ниже пара, были оснащены ракетами SA-18 класса «воздух-воздух».

Я мог подтвердить точность, когда разрыв снаряда оторвал нос моего Warthog'а, прежде чем я успел отклонить самолет в сторону. Я чувствовал, как 23-миллиметровые пули ударяются о броню, закрывающую кабину. Спустя, казалось, целую вечность, я оказался вне зоны поражения ЗСУ, но еще очень далек от того, чтобы избавиться от проблем. Мой самолет был сильно поврежден и летел как кирпич, а хуже всего было то, что взрыв в носовой части вывел из строя всю бортовую электронику и средства связи. Я пролетел еще около пятидесяти миль, прежде чем в кабину начал просачиваться едкий дым. Я ожидал, что в любую минуту у меня откажет второй двигатель, а самолет с трудом удерживался на высоте более пятисот футов. Я явно не собирался возвращаться в Кувейт, поэтому катапультировался, пока еще оставалась хоть какая-то высота. Я подумал, что подбитому «Вартхогу» повезет, если он пролетит еще пять миль.

Взрыв произошел как и было задумано, а катапультируемое кресло сработало идеально. Меня немного потрепало зарядом взрывчатки, который отправил кресло вверх, но ощущения были не такими уж плохими, как описывали другие. Я решил, что у меня все получилось. Мне оставалось только вызвать помощь по рации PRC-112 и спрятаться до прибытия кавалерии. Затем порыв ветра заставил мой парашют колебаться, и я начал раскачиваться взад-вперед под нейлоновым куполом по широкой дуге. Я упал на землю, как тонна дерьма, всем весом на левую ногу. Мучительная боль пронеслась по моему телу, когда лодыжки и колени приняли на себя первоначальный контакт при жестком приземлении. Я приземлился ногами, задницей и головой. Голова ударилась о каменистую землю достаточно сильно, чтобы вырубить меня даже в шлеме.

Я проснулся от сильнейшей головной боли. От удара головой о каменистую почву пустыни я был в беспамятстве, поэтому мне потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться. Я тут же пожалел, что все еще без сознания, когда увидел две смутные фигуры, стоящие надо мной и нацелившие автоматы АК-47 мне в голову. Когда зрение прояснилось, я увидел, что мои похитители – женщины. Я также понял, что мои руки связаны веревками от ботинок, а с меня сняли жилет и шлем. Сердце заныло, когда я увидел, что моя рация разбита в груду искореженного металла и осколков пластика, а пистолет засунут за пояс одной из моих похитительниц.

Трудно было разобрать выражение лиц моих похитителей, поскольку они были закрыты с ног до головы, за исключением глаз. Они были одеты в темно-коричневые паранджи с квадратными плечами и закрывающие лицо хиджабы. Однако автоматы АК-47 были непоколебимы, и женщины выглядели так, словно знали, как ими пользоваться. Вместе с головной болью у меня запульсировала нога, и я не смог подавить стон. Как только звук сорвался с моих губ, более крупная из двух женщин ударила меня по голове стволом автомата и сказала что-то по-арабски. Я немного говорил по-арабски, но ее речь была скороговоркой, а в голове у меня была каша, поэтому я смотрел на нее безучастно.

— Она сказала встать, - сказала вторая женщина на неплохом английском.

— У меня повреждена нога, - сказал я, указывая на свою странно вывернутую левую ногу.

Она кивнула, повернулась к другой женщине и объяснила суть проблемы.

Первая женщина издала ехидный звук и ткнула меня в ногу стволом своей винтовки. Я застонал от боли и едва не потерял сознание. Удовлетворившись тем, что я говорю правду, она что-то сказала англоговорящей женщине и ушла.

Как только ушедшая женщина оказалась за пределами слышимости, женщина, оставшаяся охранять меня, заговорила снова, ее голос был менее враждебным.

— Меня зовут Джамиля. Башира говорит, что ты слабак, как и все неверные, - сказала она.

Я хрюкнул от боли.

— Башира, наверное, права, у меня адски болят лодыжки и колени. Что вы собираетесь со мной делать? Если вы сдадите меня американцам, то будете вознаграждены.

— Мы, вдовы Абу Бакра аль-Хасана, обсудим это, когда вернем тебя домой. Но Башира – старшая среди нас и очень мудрая. Мы часто поступаем так, как она советует.

Пока мы ждали, что будет делать Башира, я рассчитывал на то, что АВАКС пришлет мне помощь. Большой 707-й следил за всеми самолетами в радиусе четырехсот миль через транспондеры наших самолетов, поэтому я знал, что они подняли в воздух поисково-спасательные группы, как только мы с Питом исчезли с их экранов. Они должны были знать в радиусе ста метров, где мы оба разбились. По крайней мере, они должны были знать. Если бы я знал правду, я бы перепугался до смерти...

Лейтенант Виктория Сальваторе в недоумении смотрела, как 24-дюймовый монитор перед ней пустеет, а гарнитура замолкает. В одну секунду она уже разговаривала по радио с Ники, отслеживая его полет в Аль-Джабар, а в другую сидела в жутком полумраке. Она посмотрела направо, когда ее начальник, майор Шелдон, начал ругаться.

— Электричество отключилось, а резервная APU (вспомогательная силовая установка) тоже не выходит на связь, - прорычал он.

Бортинженер вернулся с полетной палубы. Майор Шелдон присоединился к нему, пока тот снимал панель доступа на правом борту самолета. Потребовалось десять долгих минут, чтобы восстановить электричество: перебитый провод от датчика температуры привел к ложной тепловой перегрузке, которая отключила оба APU. Прошло еще пять мучительных минут, прежде чем компьютерная система перезагрузилась. Часовой 3-3 был неспособен к выполнению миссии уже более тридцати минут.

Вики нажимала на кнопку микрофона, наблюдая, как медленно оживает дисплей. Потребовалось несколько взмахов большого радарного купола, чтобы обнаружить все, что находилось в воздухе, и еще несколько тиков, чтобы компьютер идентифицировал их.

— Спартанец семь-один, это Часовой три-три, прошу прощения, у нас произошел сбой.

Она отпустила кнопку передачи и стала ждать, когда раздастся мягкий баритон Ника. Когда рация замолчала, она повторила попытку.

— Спартанец семь-один, это Часовой три-три, прием.

Ее глаза заметались по экрану дисплея в поисках символа, обозначающего «Тандерболт II» Ника. И тут на экране вспыхнул красный символ, обозначающий и Ника, и его ведомого. Вики в ужасе отпрянула и схватила майора Шелтона за руку. Она указала на экран, переключилась на охранную (аварийную) частоту и включила микрофон. Мигающие красные транспондеры означали, что самолеты Ника и Пита Костаса находятся на земле. Она сдержала панику в голосе, пытаясь вызвать пилотов.

— Спартанец семь-два, это Часовой три-три, подтвердите.

Следуя процедуре, она еще дважды пыталась связаться с Ники и его ведомым. Вызвав их, она взглянула на свой дисплей. Ближе всего к позиции «Спартанцев» находился самолет C-130 Национальной воздушной гвардии Техаса, перевозивший грузы для передового подразделения рейнджеров. Она набрала радиочастоту C-130 и вызвала его.

— Ковбой четыре-семь-два, это часовой три-три, как слышно?

— Мэм, слышно хорошо, - раздался в ответ отчетливый гнусавый голос.

Несмотря на ситуацию, Вики улыбнулась: пилот C-130 был их с Ником другом по имени Джерико Хименес. Джерико было под шестьдесят лет, поэтому все звали его Паппи. В мирной жизни он владел компанией по перевозке грузов, поэтому к любой рации относился так, словно это была рация дальнобойщика.

— Ковбой, часовой три-три объявляет чрезвычайную ситуацию SAR (поиск и спасение), будьте готовы к проверке.

Голос Пэппи тут же утратил свой тон и стал деловым:

— Понял, часовой три-три, ожидаю.

Пока Вики перебрасывала силы и средства к месту крушения, майор Шелтон извещал штаб о чрезвычайной ситуации. Менее чем через десять минут был активирован план боевой поисково-спасательной операции. По иронии судьбы, первым этапом миссии стал запуск двух A-10 для обеспечения непосредственной воздушной поддержки спасательных групп.

Башира вернулась менее чем через полчаса. Она шла рядом с небольшой тележкой, которую тянул ослик, с АК-47 наперевес. Еще одна женщина вела осла, и она была безоружна. Женщина, ведущая осла, подкатила повозку ко мне, а затем опустилась на колени и проверила мои ноги. Ее прикосновение было нежным, когда она расстегивала молнию на штанине моего летного костюма. Она не задохнулась, увидев мои раны. Вместо этого она посмотрела на мое лицо. Я с облегчением увидел, что ее большие выразительные карие глаза выражают только заботу и нежность.

— Marhaba, ismy Fatima. Ma ismok? - спросила она, говоря медленно.

Наконец-то я понял арабский язык! Она поздоровалась, ее звали Фатима, и спросила, как меня зовут.

— Marhaba Fatima, ismy Nick, - ответил я.

Прежде чем Фатима успела сказать что-то еще, в разговор вступила Башира со своим резким пулеметным голосом. Казалось, она о чем-то допытывалась у Фатимы. Фатима наклонила голову и кивнула, затем встала. Башира махнула Джамиле в мою сторону.

— Ты должен сесть в повозку mallah(«пилот») Ник, мы поможем тебе подняться, - сказала Джамиля.

Я ждал этого момента с того момента, как заметил повозку. Моя голова и тело уже пульсировали от боли, такой сильной, какой я никогда не испытывал. Башира взяла у Джамилы автомат Калашникова, перекинула его через плечо и стала держать меня на прицеле. Мне было интересно, что, черт возьми, она думала, я буду делать, будучи так тяжело раненным. Господи, как же было больно, когда меня поставили на ноги. Думаю, единственной причиной, по которой я не потерял сознание, было желание насолить Башире. Поездка была ужасной, даже самая маленькая кочка вызывала во мне боль. Миля пути до дома женщины показалась мне вечностью. К тому времени как мы прибыли на место, я так долго скрежетал зубами, что у меня заболела челюсть.

Судя по его дому, покойный Абу Хасан, должно быть, был чертовски хорошим фермером в пустыне. Снаружи он выглядел не слишком внушительно. Его площадь, вероятно, составляла чуть больше тысячи квадратных футов. Но внутри он был очень красиво обставлен разноцветными шерстяными коврами и богатой деревянной мебелью. В доме был подвал, вырытый в песчанике, прохладный и тоже хорошо обставленный. Подвал был даже больше, чем площадь дома. Небольшая комната в подвале стала моей камерой. Комната была около десяти футов в квадрате и освещалась голой лампочкой с натянутым шнурком. Больше всего меня интересовало, почему в комнате есть рым-болт с парой наручных кандалов на цепи, вделанных в забетонированную стену. Башира держала меня на прицеле, пока Джамиля развязывала мне руки и прикрепляла железные кандалы к запястьям.

Я не сопротивлялся, к тому времени я уже почти не приходил в сознание, адреналин, полученный за последние два часа, иссяк. К тому же меня мучил голод.

— Ma'am min fadik (Воды, пожалуйста), - попросил я.

Фатима посмотрела на Баширу, которая кивнула.

Я увидел улыбку в глазах Фатимы.

— Na'am Neek (да, Ник), - сказала она.

Через пару минут Фатима вернулась с керамическим кувшином и чашкой. Осторожно приподняв мою голову, она поднесла чашку с водой к моим губам. Вода была ледяной и по вкусу не уступала любому шампанскому, которое я когда-либо пил. Я выпил пару кружек и благодарно причмокнул губами.

— Shukran (спасибо), - сказал я.

Фатима кивнула и вышла из комнаты. Башира что-то сказала Джамиле, которая перевела мне.

— Сейчас мы решаем твою судьбу, mallah, мы сделаем мудрый выбор, Inshallah (если на то будет воля Аллаха), - сказала Джамиля.

Башира выключила свет, закрыла дверь и задвинула наружный засов, оставив меня в почти полной темноте. Когда женщины исчезли, у меня наконец появилась возможность оценить свои травмы. В своей гражданской жизни я работаю помощником врача, поэтому знаю, как проводить физический осмотр. Конечно, я осматривал себя сам, и было довольно темно, но принципы остались прежними. Я знал, что у меня сотрясение мозга, но решил, что, поскольку я чувствовал себя бодрым, все было не так уж плохо, однако меня беспокоило то, что я потерял сознание даже на несколько минут. Моя левая лодыжка была определенно сильно растянута, вероятно, растяжение второго типа, а левое колено было умеренно гиперэкстензионным. Правая лодыжка и колено были слегка растянуты, но, вероятно, могли выдержать мой вес.

Я вздохнул, понимая, что если женщины не согласятся передать меня американцам, то мне придется еще долго лечиться, прежде чем попытаться сбежать. Единственная надежда на спасение – если приедут группы SAR и обыщут дом Аль-Хассана. Мне также нужен был мой жилет для выживания и медицинские принадлежности в нем. Одним из преимуществ, было то, что медики не боялись выдавать мне лекарства и медикаменты. В моем жилете для выживания было все: от морфиновых пастилок до набора для мелкой хирургии, который был размером с набор для чистки винтовки. Конечно, из-за сотрясения мозга я пока не мог принимать обезболивающие, но через двадцать четыре часа или около того я буду в полном порядке.

Не успел я закончить самоанализ, как услышал, что женщины начали разговаривать в большой комнате за пределами моей камеры. Я начал беспокоиться, когда прошло уже двадцать минут, а я все еще слышал, как женщины спорят. Еще через несколько минут дверь моей временной камеры открылась. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидела, что женщин теперь четыре и что вместо паранджи и хиджабов на них надеты легкие и менее громоздкие абайи с платками на голове. Абайи – это длинные струящиеся хлопчатобумажные халаты, закрывающие тело от шеи вниз. Платки, которые носили женщины, закрывали их головы, но оставляли лица обнаженными. Глядя на них, я был вынужден признать, что у Абу Бакра аль-Хасана отличный вкус на жен, потому что все они были очень красивы. Жена, с которой я еще не был знаком, казалась подростком. Мой осмотр прервался, когда заговорила Джамиля.

— Мы приняли решение, но нас беспокоит одна вещь, которая может повлиять на наши действия, - сказала она.

Я переместился на спальную подушку в полной боевой готовности, так как ее походка и поза выдавали ее напряжение.

— Что беспокоит жен Абу Хасана?

— Откуда нам знать, что ты не еврей, Ник? Башира говорит, что если бы мы оказали помощь еврею, фанатики в этом районе убили бы нас самым ужасным образом.

— Почему Башира думает, что я еврей?

Джамиля сделала возмущенное выражение лица, тонко намекнув мне, что она не согласна с подозрениями Баширы в том, что я еврей.

— Она говорит, что ты похож на еврея.

Если бы ситуация не была такой смертельно серьезной, я бы посмеялся над этим нелепым утверждением. Очевидно, параноидальная Башира приняла мои темные греческие черты лица за еврейские, и я должен был убедить ее в том, что она ошибается. Нужно было быстро соображать, иначе мне точно конец.

Я перевел взгляд на каждую из женщин, пока они смотрели на меня. Судя по тону Джамили, она надеялась, что я смогу убедить их в том, что я не еврей. Глаза Баширы были жесткими и холодными, ее губы сжались в тонкую неодобрительную линию. Молодая женщина выглядела растерянной и встревоженной. Фатима слегка улыбнулась мне со своего места чуть позади Баширы. Меня внезапно осенила идея.

— Если я смогу доказать, что я не еврей, что тогда? Ты рассказала своим сестрам-женам о вознаграждении, которое выплатит моя страна? - спросил я.

— Если ты сможешь убедить нас, что ты не сионистский шайтан (дьявол), мы обсудим это подробнее. Награда будет учтена, но деньги – это еще не все, пилот, - надменно сказала она.

Я кивнул.

— Я не хочу обидеть вас насчет вознаграждения, я знаю, что вы все Muhsanat (добродетельные женщины) и не руководствуетесь жадностью. Я могу доказать, что я не еврей, потому что у меня нет Khitan (обрезания).

Брови Джамилы удивленно поднялись, и она повернулась, чтобы перевести остальным. После короткого разговора, в основном с Баширой, Джамиля снова обратилась ко мне.

— Покажи нам свой zakar (пенис), чтобы мы могли увидеть это своими глазами, - приказала Джамиля.

При обычных обстоятельствах я бы постеснялся спустить штаны перед группой женщин. Сейчас, конечно, не нормальные времена, подумал я, поэтому, если показ женщинам убережет меня от рук «Аль-Каиды», они могут делать снимки, если им будет до этого дело.

— Если освободишь одну из моих рук, я покажу тебе свой zakar.

Джамиля повернулась к Башире и перевела мою просьбу.

Башира в ответ покачала головой и сказала что-то о недоверии к неверным. Затем она нетерпеливо фыркнула, передала свой всегдашний АК Фатиме и подошла ко мне. Она не слишком мягко повалила меня на спину, а затем принялась расстегивать молнию. К моему полному удивлению, она залезла в мои трусы-боксеры и вытащила мой член наружу. Женщины обменялись оживленными разговорами, собравшись, чтобы посмотреть поближе, а Башира все еще держала меня.

Башира оттянула вниз крайнюю плоть и обнажила головку моего члена, она, казалось, была очарована свободным капюшоном кожи и продолжала двигать его вверх-вниз. Глаза Беширы расширились, когда она почувствовала, как я пульсирую и напрягаюсь в ее руке, но она не ослабила хватку, а продолжала ритмично сжимать меня. Я закрыл глаза от ужаса, ожидая, что в любую минуту Башира начнет проклинать меня – или еще чего похуже. Не прошло и пятнадцати секунд, как у меня стоял.

— Ana asif (простите), - пробормотал я.

Все остальные женщины нависли надо мной и смотрели с удивлением в глазах. Наконец Башира отпустила свою мягкую хватку на моем стержне и что-то сказала Джамиле. Джамиля покраснела от смущения, что бы ни сказала Башира, и обратилась ко мне по-английски.

— Мы принимаем твое доказательство того, что ты не еврей, и отправляемся принимать окончательное решение, - сказала она.

Женщины вышли из комнаты и закрыли дверь, снова погрузив меня в темноту. Я был в полном замешательстве от того, что произошло. Осмотр Баширы был гораздо более тщательным, чем требовалось. Я мысленно пожал плечами и вынужден был признать, что ее прикосновения отвлекли меня от мыслей о пульсирующей левой ноге. Еще через десять минут Джамиля открыла дверь.

— Мы приняли решение о твоей судьбе, - сказала она, ее голос был ровным и нейтральным.