К вечеру следующего дня, Катерина нашла время навестить свою сестру Полину Лаврентьевну.

– Катюша, совсем про сестру забыла?. В заведении тебя только и увидишь. Может, сестрёнка, любовником обзавелась? – Внимательно вглядываясь в лицо гостьи, спросила Полина Лаврентьевна.

Катерина чмокнула Полину в щёку и сняла салоп, повесив его в коридоре на вешалку.

– Дмитрий Николаевич со службы не приходил? – Не увидев суконной шинели на вешалке, поинтересовалась Катюша.

– Видно, у невесты околачивается мой квартирант. Идём на кухню, Катюха, покормлю тебя по-челове́чески. Дома поди, готовить некогда?

– Целыми днями в этой сутолке, толком поесть не успеваю. Дома готовить лень.

– Раз о жильце интересуешься, значит о любовниках спрашивать нечего. Без мужика в твои годы жить тоже не дело. Хоть твой бывший извозчик был порядочным мерзавцем, но вниманием своим тебя пользовал исправно, по себе помню. Эдак ты до лесбиянства дойдёшь на безрыбье. Только борделя сторонись. Это я тебе, Кать, как медик скажу. В последний осмотр в борделе одну я всё-таки выявила. Жозефине доложилась о ней, так она спровадила бабёнку в больничку. А сифилис до конца не лечится, значит назад уже не вернётся. Жалко девку, а что поделаешь. Пришлют комиссию с проверкой, штрафами замучают, а то и вовсе закроют бордель, как рассадник заразы. А при такой работе проститутки больше пяти лет не живут. И жизнь свою заканчивают в дешёвых притонах или вовсе в грязных трущобах. Надеюсь, Катюш, ты меня правильно поняла.

– Не беспокойся, Поленька! Жозефина присматривает за мной, чтобы никаких контактов с нашими девицами не было. Даже обедать с ними запрещает.

– Ну, ты ко мне с ночёвкой или домой пойдёшь? Дмитрий Николаевич поздно вернётся от своей суженой. Бывает, что и ужинать отказывается, сразу в постель меня тащит. У невесты ему только ручки целовать дозволяется, а у меня ничего не запрещается. Разделяй и властвуй, что говорится. Ничего не возбраняется. Жаль, что съедет от меня после свадьбы. Такого жильца мне уж не найти. Всё спросить тебя хочу. Стешку, подлюку нашу, давно видела?

– Забегает иногда. Рожа сытая и довольная. Хвалилась, что генеральша её в экономки произвела на а́нглийский манер.

– Клю́чницу знаю, а про экономку слыхом не слыхивала, – недоумённо пожала плечами Полина Лаврентьевна.

– Это как метла среди веников. На все руки от скуки, а полы метут веники. Но хозяйка ей довольна. Наша «экономка» приглашала в гости заходить, барыня не против.

– Англичанка засранная, она и по дому всё делала через пень-колоду, за что и выгнала, мерзавку. Ты, Катьк, за ней присматривай. Для таких оторв, как она, одна дорога в ваш бордель. Только ковыряться в её а́нглийской манде шибко большая честь для неё.

– Вот и все мои новости. Спасибо, Поленька, накормила, дома готовить не придётся. Пойду, пожалуй, завтра вставать на работу рано. Сёстры попрощались в сумраке коридора и Катерина вышла за дверь. Пройдя через дворик, открыла калитку и направилась к остановке трамвая.

Вовремя я ушла, думала про себя Катюха, обходя лужи на тротуаре. Ещё бы помедлила и потянула бы Польку в постель. Видно, что не миновать мне этого с ней после той ночи со Стыковским. Уверена, что Полинка не откажет сестре если проявлю настойчивость. Ведь позволила она себя Тихону не без удовольствия. Помнится, сама признавалась, что не будь он таким извергом в постели, был бы вполне терпим, как любовник. Я ведь хотела его даже временами. Было время, что предлагала пожениться этому мужлану. Но Полина после того беспардонного визита к ней Тихона, была серьёзно напугана за меня. Потому и нашла выход избавиться от этого негодяя. А то бы завёл с нами гарем на полном содержании.

* * *

Вечером чета Толмачёвых позвонила в парадную генерала Старикова. Михеич бойко зашаркал стоптанными ботами к наружной двери особняка, отодвигая засов и снимая цепочку перед высокими гостями. На лязг засова в двери, выбежала Степанида, приветствуя учтивым книксеном пришедших гостей.

– Михеич, прими шинель с господина губернатора, – приказала Стешка камердинеру, – Агния Львовна, позвольте ваш салоп на плечики повешу, не извольте беспокоиться, я и ботиночки с ваших ножек сама сниму, – склоняясь к ногам губернаторши, предупредила девчонка, запуская руку под подол тяжёлого платья гостьи. Пока она разыскивала мудрёную шнуровку на ботинке, её рука нежно придерживала колено своей обожаемой любовницы.

– Стешка, бестолковщина, зачем разуваешь мою подругу, что ей в шлёпанцах по дому прикажешь ходить? – возмущённо прервала Калерия затеянный стриптиз Агнии своей прислугой.

Степанида поднялась на ноги и, одёрнув подол платья на коленях гостьи, направилась в столовую накрывать на стол. «Поласкать ножку моей Агнюши не дала», зло резюмировала она сквозь зубы.

– Ну, гости дорогие, коли вас раздели и чуть не разули, прошу в гостиную. Представлю вам мою сестру. Она у меня в гостях мается от скуки. Приехала повидать сынка неслуха и проказника. Его я вам не покажу, пусть занимается у себя в комнате.

На диване в гостиной сидела Изольда, оглянувшись на вошедших в дверь, она встала и, приветливо улыбаясь, направилась им навстречу.

– А вот и моя Изольда Евлампиевна Мукашова. Как находишь, Кирилл Игнатьевич?

– Поразительное сходство, Калерия Евлампиевна! – С истинным восторгом признался губернатор, целуя руку Изольде. – Право, не ожидал увидеть такую шикарную особу в вашем лице, Изольда Евлампиевна. Позвольте представить вам мою супругу, первую даму нашей губернии, Агнию Львовну Толмачёву. Дама, весьма строгих правил, относительно только меня, разумеется, но также проста в обращении с достойными людьми. Наши жёны с Петром Селивёрстовичем ещё с гимназии давние подруги.

Дружеская беседа ещё продолжалась, когда к Калерии приблизилась Стешка и тихо произнесла хозяйке на ухо:

– Калерия Евлампиевна, зовите к столу моих девочек. Мужчинам я выставила на стол коньячок, а дамам винцо послаще. Как поедят, позволите мне Агнюшу на полчасика полюбезничать? Страсть по ней соскучилась – девочке моей. Я уж отслужу за неё перед вами, барыня, с кем прикажите, хоть с Михеичем – озорно усмехнулась Стешка, дохнув ароматом мадеры, выпитой со стола хозяев.

– Отчего же с Михеичем, убогая? – Зло прошипела Калерия Евлампиевна, – есть вариант и получше. После ужина получишь свою Агнюшку на целый час. Как Пётр Селивёрстович выпьет больше обычного, отведёшь его ко мне в спальню, разденешь и уложишь в постель без исподнего. Всё поняла? Бельё-то на себе сменила для свиданья с «девочкой». Ещё подумает, что содержу тебя, как оборванку. И с Агнессой о нашем разговоре помалкивай.

– Вам Женьку на ночь привести или Золеньке отдадите? – обрадовалась Стешка.

– Сегодня твоё дело своего барина ублажать, пока не отпущу. Свет в комнате потуши и ляг к нему под бочок с голым задом, только рожу свою не показывай. Если что и вспомнит потом, пусть думает, что меня спящую по пьяни пользовал.

– А как не сможет меня попользовать?

– А это уж ты сама постарайся, не мне тебя учить, потаскушку. И духами моими не забудь побрызгаться. Только чтобы твои фортели утром он принял за мои. Ступай на кухню, Накрывайте с Варварой на стол, сейчас гостей приглашу в столовую.

Пока гости рассаживались в столовой, Калерия отвела в сторону Кирилла Игнатьевича и тихо предложила ему за ужином заняться своим другом, доведя того с выпивкой до слабости в ногах.

– Если сможешь напоить своего друга, Изольда на час будет твоей. Сам только не засни рядом с Петром на диванчике.

– О чём речь, Калюша. Я даже не спрашиваю, зачем тебе это. Здесь пахнет интригой и я на твоей стороне. Сделаю, как просишь. Петра напою до сырых подштанников, будешь довольна, дорогая.

Вечернее застолье для близких друзей семейства Стариковых сопровождалось отменным хлебосольством хозяев. В запале от выпитого вина, Пётр Селивёрстович неоднократно начинал подробный пересказ полный драматизма перипетий о проделанной работе в министерстве. Но каждое упоминание о сложностях переговоров, в ходе обоснования потребности в автомобильном транспорте для нужд губернии, прерывалось очередным тостом за истинного дипломата и переговорщика во благо родной губернии. Постепенно речь генерала становилась всё путаней в изложении действительных фактов переговоров. Не ушло из произнесённого спича упоминание об устроенном банкете для особо уважаемых лиц военных чиновников, оказавших содействие и поддержку в положительном решении вопроса получения автомобилей для нужд Нижегородской губернии.

– Неслучайно, мои друзья, бытует историческое определение, что Петербург – голова, Москва – сердце, а наш Нижний Новгород – карман России. Потому именно в Нижний Новгород была перенесена главная ярмарка отечества. Сам великий царь Пётр первый, останавливался здесь во время военного похода. Царь был весьма доволен городом и его бабским населением, а уж он был знатоком женского пола. Даже увеселительное заведение в нашем городе стоит вровень со столичными борделями.

– Помилуй, Пётр Селивёрстович, не умоляй истинных заслуг наших нижегородцев в истории России. Кузьма Минин – сподвижник князя Пожарского, Иван Кулибин – механик-самоучка. Да мало ли достойных соотечественников нашего края. Уточнил губернатор, наполняя рюмку своего друга французским коньяком. Пьём за каждого без закуски, Пётр Селивёрстович.

– Пьём, – вяло поддержал хозяин губернатора, поднимая свою рюмку с коньяком, – за тебя, Кирилл Игнатьевич, пью с восторгом и восхищением. Столько ты нужных дел здесь наворочал, потомкам ни в жисть столько уразуметь, чтобы оценить твои заслуги... – хмельно хихикая и мотая головой, Пётр Селивёрстович отвалился на спинку стула.

Калерия Евлампиевна, окликнув Степаниду, мягко предложила супругу отдохнуть у себя в спальне.

– Стеша, сведи барина ко мне и разбери постель для Петра Селивёрстовича. Пусть отдохнёт по-людски, а мы тут посидим без этого оратора.

– Агния, выйдем на пару слов. Слышала в Петербург собираешься ехать? Женщины направились из столовой. В дверях Калерия качнула головой оставшимся за столом губернатору с Изольдой и тихо предложила гостям.

– Надеюсь, вам часа хватит? – те согласно кивнули в ответ и Толмачёв поднялся из-за стола, предлагая руку своей партнёрше.

– Нам где лучше, Золенька?

– У меня здесь комната, Кирилл Игнатьевич, там вполне удобно и запор в двери надёжный. Не будем терять время.

Калерия вышла в коридор и подошла к Агнии, курящей сигарету.

– Хочу разнообразить тебе вечер, Агнюша. Моя Стешка в ногах валялась позволить ей тебя на часок. Если хочешь мою любодейку, дорогая, она твоя.

– Скучает девочка? Я не отказалась бы порадовать её, – охотно согласилась Агния Львовна.

– Ступай к ней в комнатку, я её сейчас пришлю. Постарайся порадовать эту лесбушку за часок. Пойду искать для себя кавалера, – поцеловав подругу в губы, Калерия пошла в будуар за Степанидой.

Приоткрыв дверь в спальню, она поманила прислугу к себе.

– Как вы здесь, Стешк, не уснули в обнимку?

– Всё как вы велели, барыня. Лежит себе в кроватке голенький и почивает. Ладошки на животике сложил, ровно дитё малое. Мне теперь куда идти?

– К себе беги, Агния тебя ждёт. Не простуди мне подругу, ей в Питер ехать. Узнай у неё, Стешк, зачем она туда собралась? Через час будьте в столовой.

– Благодарствую, Калюшенька Евлампиевна, – чмокнув хозяйку в уголок рта, Стешка заспешила к себе в комнатку, горя нетерпением увидеться с обещанной любовницей.

Калерия, встряхнув пышной копной волос на голове, тихо ступая по ковровой дорожке в коридоре, пошла к Женькиной комнате. Под дверью виднелась тусклая полоска света. Не спит ещё, прохиндей, подумала она. Пусть только скривится, поганец, на кухню к Варьке отправлю. А может и самой сходить, хочу понять, что этот мерзавец в ней находит. Телесами баба не обижена, а рожу мне её целовать необязательно. Потискаю бабёнку за то, чем бог наградил. Калерия повернула к кухне, где слышался перезвон мытой посуды в жестяном тазу. Войдя в приоткрытую дверь, она увидела у плиты Варвару с ковшом в руке, черпающую горячую воду из чугунного котла. Женщина оглянулась на скрип тяжёлой двери и удивлённо замерла с ковшом в руке.

– Чего изволите, барыня? – поспешно вытирая руки о белый передник, спросила кухарка оторопело глядя на непрошенный визит хозяйки.

– Женька не у тебя? – Спросила Калерия, замыкая за собой дверь на железный крючок.

– Чего ему тут делать, спит, поди у себя, – отирая распаренное лицо подолом передника, предположила Варвара, – барыня, гости ужином довольны остались? – Заискивающе улыбаясь, спросила кухарка.

– С ужином всё благополучно, без потравы обошлось с гостями. С Женькой у вас часто такое бывает? – Заглядывая в смущённо опущенные глаза поварихи, поинтересовалась хозяйка.

– Я их к себе не зову, сами заходят. Выкурит сигаретку, побалу́ет со мной самую малость и к себе уходит. Не могу же барчуку отказать, коли желание у него с бабой пошалить, молодой ещё парнишка.

– Степанида к тебе за тем же таскается? Ей-то в тебе какая нужда?

– На что я ей сдалась? Когда и бывает что, так из баловства только. Она мне и барчука навязала, из жалости ко мне. Михеич мой в свёкры больше гож, чем в мужья. Совсем, как не мужчина в постели.

– Ну, молодёжь понять ещё можно, а ты сама мужа совсем не остерегаешься что ли? – Варвара лишь равнодушно повела плечами, лукаво отводя глаза в сторону.

– Если не секрет, чем же ты этих мерзавцев ба́луешь, какими прелестями потчуешь, не пирожками же?

– Так всё при мне, барыня, других про запас не держу, – довольно качнув руками тяжёлый бюст под белым фартуком, заверила Варвара, – молодёжи нравятся. Хотя барчука больше мой зад интересует. Но я ему не препятствую, каждому своё. В его-то годы всего хочется попробовать, барыня. Да и мне приятно их внимание к себе.

– Может и мне предъявишь своё богатство, я им вроде не чужая и ты у меня живёшь, как за свою, – упомянула Калерия Евлампиевна.

– Что смотреть будете? – Поинтересовалась Варвара, снимая с себя кухонный фартук, – только зачем вам эта канитель. У вас самой Стешка кровь с молоком при надобности, коли вы охотница до женских сладостей.

– Будет тебе рассуждать, Варвара, показывай грудь, говорунья. Или меня стыдишься, дурёха?

– Кого мне стыдиться, Калерия Евлампиевна? Я уж своё отстыдилась, коли нашим огольцам отказа нет и до себя допускаю.

– Эдак мы с тобой до утра рядиться будем. Пусти-ка я сама тут разберусь.

Калерия бесцеремонно распахнула ворот на груди Варвары и запустила руку в лиф своей кухарки, вынимая наружу полные груди с тёмными кружками у набувших сосков.

– Похоже, что Женька немного понимает в женских прелестях, раз такую красоту на задницу променял.

– Знать, ему виднее, Калерия Евлампиевна.

– Вот как? Так давай и её посмотрим, коли всё при тебе. Разворачивай ко мне свою жопу-барыню.

Варвара повернулась спиной к хозяйке и подтянула подол платья до пояса, обнажая белоснежные ягодицы на глазах Калерии.

– Вот ведь, кабысдох кудлатый! И сюда пробрался. Что там сиськи мять, когда такое богатство перед глазами, только руку протяни. Что-то Степанида об этом ничего не говорила, дрянь ревнючая, – усмехаясь догадалась Калерия, оглаживая руками массивные полушария ягодиц кухарки.

– Буду Степаниду отпускать на побывку к родичам, ко мне являйся, как позову.

– Ежели я вам так понравилась, то завсегда буду рада потешить вашу милость, Калерия Евлампиевна.

– Так и потешь, покуда я здесь, – снисходительно позволила Калерия, разворачивая женщину к себе лицом.

– Признаться, робею барыня. С мальцами не так зазорно, а с вами смущаюсь, хоть и позволяете мне себя ласкать.

– Считай, скромница, как приказ. Должна же я опробовать тебя, в чём ты мастерица и пожёстче со мной Варька. Лизать умеешь, коли Стешку ба́луешь. Только со рта начинай, пока под юбку не залезла.

Варвара решительно притянула к себе Калерию и впилась той губы, проталкивая язык в приоткрытый рот хозяйки. Рука женщины скользнула по талии барыни и, не отрываясь от губ любовницы потянула подол платья вверх, обнажая кружево чулок. Калерия дёрнулась, от лица стряпухи, тяжело переводя дыхание. На что Варвара резко заявила:

– Будет тебе, красота моя, я ещё не напилась твоего мёда. Не дашь с губ, открой груди. Давно хотела полакомиться ими.

– А а а ай! – Выдохнула невольный вскрик Калерия от защемлённого зубами соска.

– Дура! Обалдела, что ли зубами сосок кусать?

– Прости, милая, больно вкусная ты барынька. Никогда такой сладости во рту не держала.

– Лижи, подлая, внизу. Вся теку по твоей милости, не захлебнись там. Мне к гостям пора уже. – Сдавленным голосом постанывала хозяйка, удерживая голову любовницы у себя под животом. Через минуту, другую она оттолкнула от себя Варвару, сбрасывая с её головы подол своего платья. Чумовая баба ты, Варька! Дай ковшик воды и полотенец.

Взяв ковш из рук Варвары, она приказала:

– Замой там свои слюни, лицо сама оботру. Поскорей давай. Меня поди, гости обыскались. Этим сосункам про нас помалкивай, особенно Женьке. И так много знает, чего не следует знать паршивцу. Что, понравилась я тебе, Варвара?

– Чисто крем-брюле, Калерия Евлампиевна, карамелькой пахнете, оторваться невозможно, как вкусно, – ощерилась кухарка, отирая полотенцем промежность своей хозяйки. – Пользуйтесь мной в любое время, когда ваша воля будет. За счастье почту вашу расположенность к себе, позвольте вашу ручку поцеловать, – не дожидаясь позволения, она ухватила кисть руки барыни и поцеловала её в запястье.

– Всё, дурёха восторженная, пошла я, недосуг с тобой на кухне тискаться, потом свидимся, когда в доме посторонних не будет. Умелая ты любовница для меня будешь если упрямиться не станешь.

Варвара услужливо откинула дверной крючок и выпустила хозяйку из кухни, вдогонку погладив ту по спине. Ну уж на сигареты Женечке денежку выпрошу, с упоением вдыхая нежный аромат своей любовницы с ладони, чем успела погладить хозяйское убранство ниже спины.

В гостиной Калерию дожидались губернатор со своей па́ссией. Изольда Евлампиевна курила длинную сигарету в изящном мундштуке, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу на столике.

– Как наш Пётр Селивёрстович? – поинтересовалась Изольда у сестры, критически оглядывая Калерию, через пенсне в золотой оправе.

– Спит наш Пётр Селивёрстович, перебрал, по своему обыкновению. Степанида с трудом уложила в постель. Всё порывался вернуться к гостям. Едва удержала героя.

– Дверь в гостиную распахнулась и вошли Агния со Степанидой. В руках Стеша несла громоздкий поднос, уставленный чайной посудой и десертом к чаю. Агния Львовна несла небольшой заварочный чайник с палехской росписью.

– Калерия Евлампиевна, чай прикажете в гостиную подавать?

– Ставь на столик, коли уж сюда принесла. Агнию Львовну в помощницы пристроила, нахалка, – возмущённо вспыхнула Калерия, строго глядя на прислугу. Нашла себе ровню, негодница.

– Калюша, ну что ты, в самом деле, на девочку напустилась? Стеша и так целый поднос с посудой несла. Такую тяжесть ребёнку таскать. Я сама чайник с подноса у неё взяла.

– Очень мило. Хорош ребёнок! Кто бы сказал, не поверила. Стешка, чего уставилась? В конце концов, разливай чай по чашкам и ступай отсюда.

– Слушаюсь, барыня, пейте осторожно, не обожгитесь кипяточком. Хотите, я в блюдечко подую?

– Пошла вон, идиотка. – Сдержано процедила сквозь зубы Калерия Евлампиевна, не глядя на прислугу, осторожно отпивая чай с блюдца.

– Строга́ ты с ней, подруга. Стеша так тянется к доброму слову и к ласке твоей.

– Сказала бы я тебе, к чему эта вертихвостка тянется, да сама не хуже меня знаешь.

* * *

Утреннее солнце заглянуло в окно хозяйской спальни, тонким лучиком пробежав по тучной фигуре супруга Калерии Евлампиевны. Надоедливая муха перелетев с оконного стекла, приземлилась на щеку генерала, приступив к осмотру незнакомого обитателя, издававшего лёгкое похрапывание в постели хозяйки. Аромат выпитых напитков, за вчерашний вечер, этим незнакомцем явно не устроил её. Почесав передние лапки, она переместилась на кончик носа, наблюдая за колыханием усов под носом мужчины. Щекотливая суета мухи колючими лапками по лицу спящего мужчины, разбудила его. Обведя сонными глазами округ себя, и не признав знакомую обстановку спальни, Пётр Селивёрстович повернул голову вправо, крайне удивившись тому, что нашёл возле себя на широкой кровати. Рядом с ним лежала его супруга в полном неглиже, заложив руки за голову, прикрыв глаза.

– Калерия Евлампиевна, голубушка, что здесь происходит? Душа моя, в чём дело, почему ты не одета? Собственно говоря, как я сам здесь оказался в твоей постели?

– Пётр Селивёрстович, тебя смущает мой вид? Может мне приснилось, что прошедшей ночью, ты притащился в мою спальню с подсвечником и в глубоком подпитии изнасиловал спящую жену?...

– Господи! Дорогая, ты шутишь?... Я уже давно не по этой части. О каком изнасиловании ты говоришь?

– По какой ты части, Пётр Селивёрстович, можешь мне не рассказывать. По этой самой части Стешка едва вытащила тебя из-за стола с гостями и увела в спальню на твоих полусогнутых. Ты хоть помнишь, что вчера за столом про своего губернатора молол, о его заслугах перед губернией? К тому же, Петра Алексеевича, царствие ему небесное, приплёл, как ценителя бабского населения в Нижнем. За подобные комплементы тебя на пенсию твой друг коленом под зад отправит. Я чуть со стыда не сгорела за Ваше превосходительство. Но только учти, дорогой супруг, если я вдруг забеременею, а у меня эта неделя слишком благоприятна для зачатия, есть возможность тебе стать папашкой на старости лет. Чего остолбенел муженёк. Я жду продолжения ночной оргии. Разохотил женщину, уж забыла, когда с мужчиной в постели была, а ты взял и напомнил. Я даже пеньюар с ночи не надевала. Кто ж тебя так возбудил, мой друг? Неужто над Степанидой низость сотворил?

Продолжение следует