Прошёл месяц с тех пор, как Лёша стал смелее, а я открылась ему, как никогда раньше. Наши ночи, а иногда и дни, были полны его просьб, моих уроков, его стонов и моих вздохов. Но что-то изменилось не только в спальне — я сама стала другой. Его молодость, его желание, его тепло будто вдохнули в меня жизнь, которой я не знала уже годы. Я ловила себя на мысли, что с Лёшей у меня было больше — больше близости, чаще, и, если честно, даже лучше, чем с мужем когда-то. С Алексеем-старшим всё было тепло, надёжно, но реже, спокойнее, а Лёша — он как огонь, и я горела с ним.

Однажды утром я встала, посмотрела в зеркало и решила — хватит быть просто бабушкой. Кожа стала мягче, глаза блестели, и я захотела это усилить. "Лёш, " — сказала я за завтраком, пока он ел мои булочки, — "я, пожалуй, займусь собой. Как думаешь, мне пойдёт новая стрижка?" Он поднял глаза, улыбнулся: "Бабуль, тебе всё пойдёт. Ты и так красивая, а если ещё покрасишься, я вообще с ума сойду." Его слова подтолкнули меня, и в тот же день я записалась в парикмахерскую — выбрала короткую стрижку, чуть выше плеч, и покрасила волосы в тёплый каштановый, убрав седину.

Когда вернулась домой, Лёша замер у порога: "Ох, бабуль, ты... как девчонка!" Я засмеялась: "Ну, раз тебе нравится, значит, не зря."

Потом я пошла дальше — узнала у соседки про фитнес для людей 60+, что проходил в местном клубе. "Надо тело в тонусе держать, " — сказала я Лёше, и он кивнул: "Давай, бабуль, я только за. Ты и так крепкая, а будешь ещё сильнее." Я начала ходить два раза в неделю — лёгкие упражнения, растяжка, немного танцев. После первых занятий ныли мышцы, но я чувствовала себя живой, молодой, и это отражалось на мне — походка стала легче, спина выпрямилась, даже грудь, казалось, поднялась под платьем. Лёша замечал: "Бабуль, ты прямо цветёшь, " — и я знала, что он прав.

Дома я старалась его удивлять. Помня его слова про учёбу, я придумывала новое — то садилась на него сверху, но медленнее, дразня, то брала его в рот, добавляя ласку руками, как он любил, то шептала ему: "Лёш, давай попробуем вот так — ты сзади, но я на коленях у стола."

Он учился, повторял за мной, и каждый раз спрашивал: "Тебе хорошо, бабуль? Я правильно?" Я учила его не торопиться, трогать меня там, где я любила, и он доводил меня до оргазма всё чаще — его язык, пальцы, его терпение делали чудеса. "Ты мой учитель, " — говорил он, а я отвечала: "А ты мой лучший ученик, Лёш."

Однажды вечером, после фитнеса, я пришла домой — волосы уложены, платье новое, лёгкое, без белья, как он просил. Он сидел в зале, читал что-то, и я сказала: "Лёш, посмотри на меня." Он поднял голову, глаза загорелись: "Бабуль, ты... ох, я сейчас к тебе полезу." Я засмеялась: "Полезай, мой хороший, я для тебя стараюсь." Он подошёл, обнял меня, руки скользнули под платье, и шепнул: "Ты красивее всех, кого я видел. Хочу тебя прямо тут." Мы упали на диван, и он взял меня — нежно, но жадно, а я стонала под ним, думая, что с мужем такого не было — той свободы, той страсти.

Лёжа после, он гладил мои новые волосы: "Бабуль, ты моложе стала, правда. Это я тебя так?" Я улыбнулась: "Ты, Лёш, и твоя любовь. С тобой я опять женщина, а не просто старуха." Он прижался ко мне: "Ты моя женщина, бабуль. Хочу, чтобы ты всегда так сияла." Я знала — он прав. Его близость, его желание не только брали, но и давали мне жизнь, и я была готова учить его дальше, удивлять его, как он удивлял меня.

День был тихим — Лёша принёс Валентине чай в спальню, пока она отдыхала после фитнеса, заботливо укрыв её пледом. "Отдыхай, бабуль, ты сегодня устала, " — сказал он, и она улыбнулась: "Ох, Лёш, ты мой хороший." Они болтали о мелочах — о её новых упражнениях, о том, как он вчера готовил ужин, и их тепло переливалось в словах. Но Валентина чувствовала зуд — ей хотелось чего-то нового, чтобы удивить его, продолжить их уроки. Она вспомнила, как с мужем мелькала мысль об анальном сексе, но тогда она отмахнулась, а теперь, с Лёшей, её смелость росла. Вечером, когда они лежали на кровати, она решила заговорить.

Валентина повернулась к нему, положила руку ему на грудь и сказала тихо: "Лёш, я тут подумала... мы с тобой многое пробовали, а давай кое-что совсем новое?" Он поднял глаза, любопытный: "Новое? Это как, бабуль?" Она улыбнулась, чуть смущённо, но уверенно: "Хочу попробовать с тобой... в попку. Ты мне доверяешь?" Лёша замер, щёки покраснели, и он выдохнул: "В попку? Это... туда, да? Я доверяю, бабуль, но как это будет?" Она погладила его по щеке: "Я поведу, Лёш, как всегда. Бабушка даст тебе в попку, но ты меня возьмёшь — я скажу, как. Согласен?"

Он кивнул, глаза блестели: "Согласен, бабуль. Ты всегда знаешь, что делать. Это... не больно тебе будет?" Она засмеялась тихо: "Не бойся, мой хороший, я сама всё сделаю нежно. Увидишь, как мне доверять." Валентина встала, достала массажное масло из тумбочки — купила его недавно для массажа, но теперь оно пригодилось для другого. "Ложись рядом, Лёш, " — сказала она, а сама легла на бок, подтянув колени к груди, чуть раздвинув ноги, чтобы ему было удобнее. Её анус, тёмный, сморщенный, с редкими седыми волосками вокруг, выглядел тугим, нетронутым, и она чувствовала лёгкий трепет перед первым разом.

"Сначала я себя подготовлю, " — сказала она, наливая масло в ладони, согревая его. Она коснулась себя пальцами, мягко растирая между ягодиц, и шепнула: "Лёш, помоги мне расслабиться — поласкай меня, мой хороший." Он придвинулся, его губы нашли её грудь, тёмный сосок, уже напряжённый, и он начал посасывать, нежно, как она любила. "Ох, Лёш, да..." — выдохнула она, чувствуя, как тепло от его рта растекается по телу, а её пальцы скользнули глубже, медленно проникая в себя. Она ощущала тесноту, лёгкое сопротивление, но масло смягчало, и её тело начало поддаваться.

"Лёш, ниже давай, " — шепнула она, и он послушался, спустился к её ногам, язык коснулся её между бёдер — влажной, горячей, с мягкими складками. Она застонала: "Да, мой хороший, вот так..." — пока её пальцы двигались, растягивая себя, готовя. Её анус смягчался под маслом, становился податливее, и она чувствовала, как возбуждение смешивается с новой, глубокой волной. "Хватит, Лёш, теперь ты, " — сказала она, убирая руку и направляя его: "Стань сзади, мой хороший, и масло не забудь."

Лёша налил масло, растер её ягодицы, и она ощутила его дрожащие пальцы — он волновался, но старался. "Бабуль, я боюсь тебе больно сделать, " — шепнул он, а она ответила: "Не сделаешь, Лёш, я скажу, как. Медленно, мой хороший." Его член, твёрдый, горячий, с толстой головкой, прижался к ней, и она направила его: "Вот так, Лёш, тихонько." Когда он вошёл, она ахнула — сначала было тесно, жгло, как будто тело сопротивлялось, но она выдохнула: "Стой, Лёш, дай привыкнуть." Он замер: "Бабуль, тебе нормально? Я чувствую... ты такая узкая." Она кивнула, ощущая, как жжение сменяется теплом: "Нормально, Лёш, даже... хорошо. Двигайся чуть."

Он начал медленно, и Валентина почувствовала, как её тело принимает его — теснота растягивалась, жар пробирал глубже, чем она знала раньше. "Ох, Лёш, да... вот так, " — простонала она, и он ответил: "Бабуль, я тебя... ох, ты горячая внутри, я каждую тебя чувствую." Её первый раз был с ним, и это будило в ней смесь удивления и удовольствия — она ощущала его толчки, как будто он заполнял её всю, с новым, резким теплом. "Глубже, Лёш, но не торопись, " — шептала она, управляя, и он стонал: "Бабуль, это... я с ума схожу, ты такая тесная."

Она повернула голову, посмотрела на него — его лицо красное, глаза полузакрыты — и сказала: "Ты мне нравишься так, Лёш. Давай чуть быстрее." Он ускорился, её голос вёл его, и она задрожала — волна была другой, глубокой, растекающейся оттуда, где он был. "Лёш, я... ох, кончай в меня, " — выдохнула она, чувствуя, как тело сжимает его, и он с громким "Ах, бабуль!" кончил — горячая сперма хлынула внутрь, густая, обжигающая, и она застонала, ощущая его тепло внутри себя.

Когда он медленно вышел, Валентина ощутила, как её анус, теперь мягкий, чуть приоткрытый после него, пульсирует — тёмный, блестящий от масла, он расслабился, и из него начала вытекать его сперма, тёплая, белая, стекая по её ягодицам на простыню. Она выдохнула: "Ох, Лёш, смотри, что ты со мной сделал..." Он смотрел, заворожённый: "Бабуль, это... красиво как-то."

Они легли, он обнял её сзади, и Лёша спросил, гладя её волосы: "Бабуль, тебе правда понравилось? Я боялся, что тебе не по себе будет." Она улыбнулась, ещё чувствуя лёгкое тепло и слабость там: "Понравилось, Лёш, правда. Первый раз так, а с тобой... хорошо было. Сначала тесно, жгло чуть, но потом — как будто ты глубже меня взял, чем обычно. А тебе?" Он прижался ближе: "Мне... ох, бабуль, я не знал, что так можно. Ты такая узкая там, горячая, я тебя всю чувствовал, каждый миллиметр. Это... лучше, чем я думал. Ты смелая, что решилась."

Она засмеялась тихо: "С тобой не страшно, Лёш. Я же рулю, а ты слушаешь — вот и получилось. Хочешь ещё так?" Он кивнул, глаза блестели: "Хочу, бабуль, если ты скажешь. Мне нравится, как ты меня ведёшь, и как ты... такая вся открытая была." Она повернулась, поцеловала его в лоб: "Скажу, Лёш, раз тебе так. Ты молодец — делал, как я хотела, и я тебя чувствовала, как никогда. Это наше теперь, да?" Он улыбнулся: "Наше, бабуль. Ты лучшая — всегда знаешь, как меня удивить."

Утро после их первого анального секса наступило тихо, с мягким светом, пробивающимся через занавески в спальне Валентины. Лёше было 17 с половиной, он учился в выпускном классе школы и жил с ней, пока его мать, Светлана, была далеко. Он проснулся первым, чувствуя тепло Валентины рядом — она ещё спала, свернувшись под одеялом, и он улыбнулся, вспоминая её смелость прошлой ночью. Ему захотелось позаботиться о ней перед школой, и он прокрался на кухню, стараясь не шуметь, замешивая тесто для оладий. Руки чуть дрожали, мука сыпалась на стол, но он думал: "После вчера ей надо что-то вкусное."

Валентина проснулась от запаха жареного теста, натянула халат и вышла на кухню, потирая глаза. "Лёш, ты чего там шумишь?" — спросила она с улыбкой, глядя, как он стоит у плиты, с мукой на щеке и растрёпанными тёмными волосами. Он обернулся, чуть смущённый: "Бабуль, оладьи тебе пеку. Садись, отдыхай, я сам." Она засмеялась тихо: "Ох, ты мой заботливый. После вчера мне точно отдых нужен." Лёша поставил перед ней тарелку с горячими оладьями, налил чай с мятой — знал, что она любит — и сел напротив, глядя на неё с лёгкой тревогой.

Они ели молча, но между ними было что-то новое — их ночь оставила след, и Лёша решился: "Бабуль, скажи честно, ничего не болит у тебя после вчера? Я всё думаю, вдруг тебе плохо было." Она отложила вилку, посмотрела на него тёплым взглядом: "Лёш, не переживай. Чуть тянуло утром, когда вставала, но не больно. Ты нежный был, как я просила, всё хорошо." Он выдохнул с облегчением: "Правда? Я боялся, что перестарался. Ты такая смелая, бабуль, я до сих пор в голове прокручиваю." Она улыбнулась: "Смелая, Лёш, потому что с тобой. Мне понравилось, не думай лишнего."

Лёша допил чай, глянул на часы и вскочил: "Ладно, бабуль, мне в школу пора. Сегодня до двух, вернусь — посуду помою, ты не трогай, отдыхай." Она кивнула: "Иди, Лёш, учись хорошо. А я пока подумаю, чем тебя вечером встретить." Он ухмыльнулся: "Ты и так удивляешь, бабуль. До вечера!" Он схватил рюкзак, чмокнул её в щёку и выбежал за дверь, оставив её с оладьями и тёплыми мыслями.

Валентина осталась одна, допивая чай, и чувствовала лёгкое эхо в теле — не боль, а память о том, как он был в ней. Она думала: "С ним я полная сил. Надо что-то придумать, раз он так старается." После завтрака она собралась на фитнес — занятия для 60+ стали её отдушиной. Там она заметила Нину — женщину чуть за 60, с короткими седыми волосами и живыми глазами, которая всегда шутила на растяжке. Они разговорились у тренажёров: "Валя, ты прямо цветёшь, что за секрет?" — подмигнула Нина. Валентина засмеялась: "Да никакого секрета, просто дома хорошо." Нина оказалась весёлой, одинокой вдовой, и после занятия предложила: "Может, зайдёшь ко мне как-нибудь на чай?" Валентина подумала и ответила: "Лучше ты ко мне, завтра вечерком. У меня уютно, Лёшка мой оладьи печёт — попробуешь."

Нина кивнула: "Договорились, Валя. Люблю, когда уютно." Валентина вернулась домой довольная — подруга добавляла ей радости, и она решила, что Лёше будет приятно её гостеприимство. Она уже представляла, как Нина удивится её энергии, и думала, как совместить это с их с Лёшей близостью.

День прошёл спокойно после того, как Лёша ушёл в школу, а Валентина готовилась к визиту Нины. Она прибрала в квартире — протёрла стол в зале, поставила чистые бокалы — и решила приготовить ужин: лёгкий салат с огурцами и помидорами, заправленный сметаной, и куриные ножки, запечённые с чесноком и травами. Запах еды наполнил кухню, и Валентина улыбнулась, чувствуя себя хозяйкой. Лёша вернулся около двух, бросил рюкзак у двери и крикнул: "Бабуль, я дома! Пахнет вкусно!" Она выглянула: "Лёш, Нина скоро придёт, с фитнеса. Поможешь мне вино налить, когда сядем."

Ближе к шести в дверь позвонили. Валентина открыла, и на пороге стояла Нина — с бутылкой красного вина в руках и широкой улыбкой. Лёша, помогавший на кухне, выглянул и замер, разглядывая её. Нина была чуть выше Валентины, с короткими седыми волосами, растрёпанными, но аккуратными. Её лицо — круглое, с мягкими морщинами, розовыми щеками и карими глазами, полными смеха — светилось теплом. На ней была цветастая туника, обтягивающая пышную грудь, и свободные брюки, не скрывающие её полные бёдра и большую, округлую попу, которая покачивалась, когда она шагала. Лёша заметил её пышность — не спортивная, как Валентина, а мягкая, уютная, с широкими плечами и заметным животиком. "Валя, какой у тебя стол!" — воскликнула Нина, ставя вино, и Лёша пробормотал: "Здрасте, " чуть краснея от её громкого голоса.

Они сели в зале — Валентина и Нина за столом, Лёша принёс салат и курицу, а потом взял бутылку вина. "Лёш, налей нам, " — сказала Валентина, и он разлил красное по бокалам, плеснув чуть себе — не больше глотка, просто попробовать. Нина подняла бокал: "За хорошую компанию, Валя. И за твоего Лёшу — помощник какой." Валентина улыбнулась: "За компанию, Нин. Лёшка у меня молодец, без него бы я скучала." Лёша сел рядом, потягивая вино и слушая их.

Нина отпила вина, откусила курицу и начала: "Знаешь, Валя, я одна уже пять лет. Муж умер, дети разъехались — дочка в Питере, сын за границей. Тишина дома — хоть волком вой. А раньше с мужем... ого-го было! Он у меня в постели такой затейник был, бывало, полночи не спали. Я молодая, пышная, он меня за попу хватал — говорил, любит, когда есть за что держаться. Была б я молодая сейчас, я бы Лёшку твоего быстро в обороты взяла, такой парень!" Она засмеялась, хлопнув себя по бедру, и Лёша поперхнулся вином, уставившись в тарелку, а щёки его запылали.

Валентина нахмурилась, но с улыбкой: "Нин, ну что ты при внуке такое рассказываешь? Не место тут про постель." Нина махнула рукой, её туника колыхнулась: "Ой, Валя, да ладно тебе! Лёшка уже большой, 17 небось? Такой парень — поди, и девушку имеет, знает, о чём я." Лёша покраснел до ушей, пробормотав: "Я... э-э, нет, не имею." Валентина бросила на него быстрый взгляд, потом на Нину: "Всё равно, Нин, не надо. Он у меня дома больше, чем с девчонками, помогает мне." Нина прищурилась, отпив ещё вина: "Дома, говоришь? Ну, видно, как он к тебе... близко. Вы с ним прям как команда, не просто бабушка и внук. Или мне кажется?"

Валентина засмеялась, но внутри напряглась — Нина уловила их тепло, хоть и не поняла глубины. "Ох, Нин, вино у тебя крепкое. Лёшка мне как сын почти, только лучше — заботится, а я его балую." Лёша кивнул: "Да, бабуль меня балует. Курицу вот для неё готовил... ну, помогал." Нина хмыкнула: "Ну, может, и кажется. Но уютно у вас, завидую. У меня такого нет." Она посмотрела на них ещё раз — Лёша придвинулся к Валентине, поправил ей салфетку, и Нина подумала: "Что-то тут не так просто, но не моё дело."

Вечер продолжился — Нина рассказала, как муж однажды чинил ей стул, а она готовила ему пироги, а Валентина поделилась, как Лёша учил её телефон осваивать. Лёша налил ещё вина дамам, себе не стал, и Нина похвалила: "Валя, растит мужчину, а не мальчишку." Они посмеялись, но Валентина заметила, как Лёша смутился, и решила закончить: "Нин, спасибо за вино, заходи ещё. А нам с Лёшкой спать пора." Нина ушла, оставив их с лёгким намёком тайны — она что-то заподозрила, но не спросила.

Нина ушла, оставив после себя пустую бутылку вина, лёгкий беспорядок на столе и тёплый гул в голове Валентины. Дверь хлопнула, и квартира погрузилась в тишину, нарушаемую только звяканьем посуды, которую Лёша начал убирать. "Лёш, давай приберёмся, утром неохота возиться, " — сказала Валентина, чуть покачиваясь от выпитого — вино разморило её, сделав голос мягким, чуть хрипловатым. Лёша кивнул, бросив рюкзак у порога: "Щас, бабуль, я тарелки в мойку отнесу, а ты салат спрячь." Они принялись за дело слаженно, как всегда — Валентина сгребала остатки салата с огурцами и помидорами в миску, пару раз уронив кусочек на стол и хихикнув: "Ох, Нина с её вином... крепкое, зараза." Лёша, вытирая стол влажной тряпкой, улыбнулся: "Ты смешная, бабуль, когда такая. Хорошо посидели, да?"

Она посмотрела на него, глаза блестели от вина и света лампы: "Хорошо, Лёш. Нина весёлая, хоть и трещит без умолку." Он унёс тарелки с остатками курицы в мойку, а Валентина сложила бокалы в шкаф, чуть задев полку — руки её слегка дрожали. Кухня снова стала чистой, но внутри Валентины что-то бурлило — слова Нины про "взяла бы Лёшку в обороты" задели её не обидно, а странно, тепло. Лёгкая ревность, приятная, как послевкусие вина, шевельнулась в груди, и ей вдруг захотелось Лёшу сильнее, чем обычно, как будто доказать себе, что он её.

Валентина потянула его за руку: "Пойдём, Лёш, полежим, ноги гудят от этого вина." Они дошли до спальни, и она плюхнулась на кровать, халат распахнулся, обнажив мягкие, чуть полноватые бёдра и край груди под тканью. "Ложись сюда, " — похлопала она рядом, и Лёша лёг, глядя на неё — её щёки порозовели, волосы растрепались, глаза блестели. "Бабуль, ты в порядке? Вино не сильно ударило?" — спросил он, и она хмыкнула, придвигаясь: "Ударило, Лёш, в самый раз. После Нины я тебя хочу... прям сильно."

Он удивился, чуть приподняв брови: "После Нины? Это как?" Валентина прижалась к нему, её рука скользнула ему на грудь, пальцы теребили край футболки: "Она там трепалась, что тебя бы в обороты взяла... а я думаю — никому не отдам, даже в шутку." Лёша усмехнулся: "Бабуль, да она просто болтала." Но Валентина уже тянула его футболку вверх: "Болтала, а я всё равно... хочу тебя сейчас." Она поцеловала его — губы тёплые, чуть липкие от вина, с привкусом трав от курицы, и Лёша ответил, чувствуя её порыв: "Я тоже, бабуль."

Она села на него сверху, халат задрался до бёдер, и шепнула: "Лежи, Лёш, я сама.

" Её руки, чуть дрожащие от вина, расстегнули его штаны, и она потянула их вниз, обнажая его — член уже твёрдый, горячий, с толстой головкой, слегка пульсирующий. Валентина обхватила его ладонью, ощутив тепло и гладкость кожи, и медленно провела пальцами вдоль, глядя Лёше в глаза: "Ох, Лёш, какой ты..." Он выдохнул: "Бабуль..." Она направила его в себя, приподнявшись чуть выше — её пальцы мягко сжали основание, подводя к входу, тёплому и влажному от её желания. Когда головка коснулась её, она ахнула: "Да, Лёш..." — и опустилась, медленно принимая его внутрь, чувствуя, как он растягивает её, заполняет знакомым жаром.

Она начала двигаться, сначала неспешно, наслаждаясь каждым толчком — её бёдра покачивались, халат сполз с плеч, открывая грудь, мягкую, чуть обвисшую, но всё ещё полную. Лёша смотрел на неё, руки легли ей на талию: "Бабуль, ты такая красивая..." Она улыбнулась, чуть пьяно: "Хочу тебя чувствовать, Лёш, всего." Её движения ускорились, она наклонилась вперёд, упираясь руками в его грудь — волосы упали на лицо, и она стонала тихо: "Ох, Лёш, да..." Он отвечал ей, подстраиваясь под ритм, его пальцы сжимали её бёдра: "Бабуль, ты... ох, я тебя так хочу." Вино делало её смелее — она приподнималась выше, опускаясь резче, и шептала: "Глубже, Лёш, давай."

Её тело дрожало от напряжения и удовольствия — тепло внутри нарастало, смешиваясь с лёгким головокружением, и она чувствовала его полностью, каждый его толчок. Лёша стонал: "Бабуль, я... скоро..." Она сжала его внутри, наклоняясь ближе: "Давай, Лёш, в меня..." Он кончил с громким выдохом, горячая струя хлынула внутрь, и она задрожала, догоняя его — волна прошла через неё, мягкая, глубокая, и она рухнула на него, тяжело дыша: "Ох, Лёш, мой хороший..."

Они лежали, прижавшись друг к другу, потные и расслабленные. Валентина, ещё чуть пьяная, гладила его по груди: "Лёш, после Нины я прям вспыхнула. Ты как её увидел?" Лёша пожал плечами, дыхание ещё не выровнялось: "Весёлая она, громкая. Про постель вон как трещала — я чуть под стол не спрятался." Валентина засмеялась: "Да уж, Нина языком молотит. А как про тебя сказала, что в обороты бы взяла... смешно, но я её понимаю — парень ты видный. Только мой."

Лёша прижался к ней: "Бабуль, я только с тобой хочу быть. Никто другой мне не нужен." Валентина улыбнулась, её сердце согрелось от его слов: "Ох, Лёш, как ты это сказал... мне приятно, мой хороший." Она помолчала, глядя в потолок, и добавила тихо: "Но тебе когда-нибудь надо будет попробовать с другой женщиной. Я не вечная, Лёш, женишься ещё, семью заведёшь." Лёша нахмурился, голос стал резче: "Не говори так, бабуль. Я люблю только тебя, и больше никто мне не нужен. Даже думать об этом не хочу."

Она погладила его по щеке, тронувшись его искренностью: "Лёш, ты золото моё. Я это ценю, правда. Люблю тебя за это." Но в голове мелькнула мысль — он молод, и ей хотелось бы, чтобы он узнал что-то ещё, может, с другой женщиной, ради его счастья. Она не стала спорить, просто обняла его сильнее, но идея осталась, тихая, но цепкая. Потом она сменила тон: "А Нина как тебе? Может, ещё раз позвать её, поболтать? Вино у неё хорошее."

Лёша хмыкнул: "Позови, если хочешь, бабуль. Она прикольная, только пусть про постель меньше трещит — неловко же. Хотя... она смешная, когда про мужа рассказывала. Может, ещё чего интересного скажет." Валентина кивнула: "Скажет, Лёш, она такая. Я подумаю, позову её как-нибудь. Посмотрим, что из этого выйдет." Они замолчали, засыпая, но мысль о Нине и будущем Лёши осталась с Валентиной — как намёк на что-то большее впереди.