Сам не заметил, как от мучительных раздумий впал в подобие некоего транса, сменившего бестолковый хаос неприятных мыслей на тугую, ватную пустоту. И в этом состоянии пребывал довольно долго, потому что очнулся от осторожного прикосновения к плечу.

Мишка смотрел настороженно и пытливо, словно не был уверен, захочу ли я с ним разговаривать вообще. Остальная троица стояла за его спиной и выглядела примерно так же: парни явно не знали, чего от меня ждать, а потому просто страховали "засланца". Все были одеты, и я понял, что отключился довольно надолго.

Телефон показал почти семь, значит они драли Валентину больше полутора часов... Странно, но от этой мысли во мне не шелохнулось ничего: ни обиды, ни ревности, ни какого-нибудь комплекса. Это нормально - четыре взрослых, опытных мужика, да ещё и с возможностью подменяться... Так, что-то я не о том думаю! Надо бы посмотреть, как там она...

Когда я молча поднялся, друзья слегка отодвинулись. Точнее - расступились, видимо готовые к любой моей реакции, в том числе и неадекватной.

— Что смотрите?

— Вадик, ты это... сам как? - Миха говорил тихо и как-то виновато.

— Нормально. А как ещё? Как В... Тина? - в последний момент поправился я.

— Отрубилась... И то, шутка ли - почти два часа такой... такого. Мы и то умотались. А уж она...

Я слушал его уже на ходу, направляясь по коридору в спальню. Осторожно приоткрыл дверь. Валентина и правда спала, что было вполне ожидаемо и даже нормально. Распластавшись на спине, разбросав в стороны руки и ноги, она вся была доступна для осмотра и изучения. Тьфу ты... Опять псевдо-научная хрень полезла... Точно - защитная реакция психики, предохраняющейся от стресса. Всё-таки, то, что я сотворил с давно уже не чужой мне девочкой, далось большим трудом... И чувствую, ещё аукнется, так или иначе. И хотя с начала "вечеринки", наблюдая за поведением Тины, я чётко удостоверился, что для неё сегодняшний неожиданный групповой секс был, без сомнения, желанным, та часть меня, которая ведала моими личными привязанностями, была в раздрае. Нешуточном...

На цыпочках приблизившись к кровати, я замер перед открывшимся зрелищем. Несмотря на хорошо заплетённые и уложенные с утра волосы, сейчас Валя имела вид растрёпанный и помятый. Кожа жирно поблёскивала - она долго и много потела, из чуть приоткрывшихся во сне, потрескавшихся и распухших губ несло довольно сильным амбре - что, опять таки, было ожидаемо, учитывая объём спермы, который она сегодня проглотила. Хотя и не всю - на подбородке, щеках и даже на лбу остались многочисленные, уже засохшие корочками, потёки. Дыхания её я не слышал, но мерно поднимающийся и опадающий лоснящийся живот свидетельствовал о глубоком сне. Опустившись взглядом ниже, я увидел истерзанные поцелуями, всё ещё покрасневшие груди, а меж бёдер - два незакрывшихся, развороченных, изрядно натёртых и слегка воспалённых отверстия - иными словами их было не назвать. Во всяком случае, на те симпатичные дырочки, которые я так хорошо изучил и так любил нежить губами и языком, это не походило совсем... Но после двухчасового пребывания в растянутом и довольно жёстко используемом состоянии, такой их вид тоже был ожидаем. Густая Валина смазка, уже совсем не похожая на смазку, покрывала неряшливыми, почти засохшими пятнами и сгустками всё - от лобка до середины бёдер.

Несколько минут - по меньшей мере, думаю, что несколько - я молча стоял над распростёртым телом, разглядывая, запоминая, принимая новую для себя реальность. Эмоциональная расцепка произошедшая сегодня, незаметно началась ещё утром, в примерочной, и завершилась, когда Валентина, стоя голой на подиуме, в последний раз оглянулась на меня. Вспомнив, как она смотрела, я понял, что врать самому себе больше не стоит - в том её взгляде уже не было узнавания. Вряд ли вообще она думала обо мне в тот момент. Возможно, оглянулась, просто чтобы убедиться, что между желанной целью и ней нет больше никаких препятствий...

Осознание себя как "препятствия" было неприятным, но на удивление, не таким болезненным, как я опасался. Что ж, всё могло быть куда хуже, но глядя на неподвижное тело в кровати, я чувствовал себя... нет, не нормально, а... вполне сносно.

"Наверно, это твой рай" - музыкальная фраза, некстати всплыв из глубин памяти, тут же растаяла, и я, развернувшись, тихо вышел в коридор.

***

Парни топтались у стола, литрами, как загнанные кони, заливая в себя воду, и выглядели настолько умотанными, что я про себя хмыкнул такому сравнению... Жеребцы, блин...

— Сами-то как? Живы?

— Непонятно пока... - отдуваясь просипел Славка.

— Удовольствие, хоть, получили?

Получив в ответ слегка растерянные и обалделые взгляды, пояснил:

— Ну мало ли... Может, вы только свой дружеский долг выполняли... Как вам Тина? Только честно.

Они замялись, прервав своё занятие.

— Ненасытная!.. - первым выпалил Колька.

— Вот, да! - Миха отчаянно закивал - другого слова не подберёшь!

Славка и Стас только угукнули.

А Колька, осторожно и уже гораздо тише, произнёс:

— Хлебнёшь ты с ней... Молодая ещё. В голове ветер, не нагулялась...

Остальные согласно молчали.

— А ты, думаешь, не вижу? Говорил же - я не строю на неё планов! Знали бы вы какая она осенью пришла... забитая. В глаза смотреть боялась, говорила по одному слову, стеснялась всего на свете! Зато теперь...

— Да уж... - Стас покрутил головой - в моей молодости таких я не встречал. Как-то скромнее девушки были...

— Не только в твоей, Стасик - авторитетно поддержал Славка.

— Короче, парни. Я вам ещё тогда, на брифинге, обрисовал... ситуацию. Сейчас поясняю: мамашка её гнобит с детства - сто процентов. Задавила в ней всё, что можно, особенно самооценку. И догнобила бы, но тут подвернулся я. Ну и вот, итог потраченного полугодия...

Парни задумчиво жевали. Потом Миха в своём стиле побеспокоился:

— Ну... не уверен, что эту её самооценку нужно было поднимать... вот так, но тебе виднее...

— Тут ещё дело в том, что она в меня влюбилась. Ну а чего ожидать-то, в восемнадцать?! И пока она из-за своей "любви" глупостей не наделала, нужно было её как-то... развернуть. Ну, в сторону всего остального мира и её жизни, которая только начинается, понимаете?

Парни покивали - понимают.

— В общем, спасибо, что помогли ей... почувствовать, что никакое, даже самое интенсивное и долгое удовольствие не заменит любовь.

— Думаешь, она поняла?

— Это мы-то помогли?!..

— Ну да. Спасибо вам, что наглядно показали... разницу. Но на этом - всё. Увидите в городе - проезжайте мимо, и не вздумайте разговоры заводить!

— Дак конечно... Не стоит девчонку к такому... досугу приучать. Ну Вадя, ты даёшь... Другой бы пользовал её в своё удовольствие, а ты ещё и... воспитываешь!

— Парни, говорю же - непросто всё... Я, как бы, отвечаю за неё...

— Перед кем?

— Да не знаю я! Может, перед самим собой...

В задумчивом молчании мы пожевали остатки с "вечеринки" - не выбрасывать же... И потом уже обсуждали дальнейшие действия. А именно - то, как мне разбудить Валю, как-то помыть и как-то довезти до дома. Так, чтобы с ними она больше не пересеклась. И, уже заканчивая, услышали звонок телефона.

— Блин! Натка! Видеозвонок! Капец! А у нас тут стол с бокалами!! - Миха нервно заозирался, пытаясь по звуку отыскать телефон.

— Так, без паники! Быстро на диван и телек врубайте! Пиво есть тут?

— Было, вроде... В холодильнике. Но оно не наше!

— Да пофигу, хватайте! Футбол тут есть где-то?

— Есть евроспорт!..

— Врубай! И устройте спектакль про болельщиков... Всё, всё, поехали!

Я забрал у Мишки телефон и ответил.

Мишкина супруга, судя по её лицу, с ходу хотела задать мужу взбучку, но увидев меня, смешалась.

— О!.. Вадик, привет... А где мой?

— Привет. Вон они... - я развернулся, чтобы в кадр попали диван, телевизор с бегающими по зелёному человечками, и парни, наудивление небесталанно изображавшие "диванных" футбольных фанатов. Бубнение диктора, ахи и охи греческого хора трибун, досадные и возбуждённые возгласы друзей, а также звон бутылок - всё было натуралистично и правдоподобно.

— Понятно... - Натка смотрела кисло. - Пьяные?

— С одной бутылки-то? Откуда.

— Серьёзно? С одной?? - она смотрела подозрительно, но видно было, что боевой запал поутих.

— Ну, я тут присматриваю... чтобы всё в рамках. - я задрал брови и скорчил положительно-ответственную улыбку номер одиннадцать.

Натка фыркнула:

— Вадик, Вадик... Вечно ты этот детский сад пасёшь. Что б мы без тебя делали!

— А кто это - "мы"?

— Ой, ну кто, кто... Светка с Алиской с шести в конференции своим кости моют, мы с Людкой с ними тоже потрещали немного, потом ей привезли доставку, а меня, вот, уполномочили проконтролировать... Кто ж знал, что у вас всё так... по-пионерски?

— Ну, так то не совсем, конечно, по-пионерски... Пару часов назад ещё не футбол совсем смотрели - подмигнул я.

— Ой! - заржала Наташка - Порнуху, что ли?!

— Тихо ты!.. Чё орёшь, услышат ещё, что я их тут сдаю... - я тоже хмыкнул, глядя хитро и таинственно.

— Ну вы, прям, пацаны... - она покачала головой. - Вот ты объясни, Вадик, как мужчина: вот на хрена вам порнуха? У вас же у всех бабы есть! Причём у всех, кроме тебя - законные! Пришёл домой, нагнул - и пользуйся на здоровье! Так нет же, не допросишься... - она непритворно грустно вздохнула.

— Вооот! И мы о том же дебаты вели! За просмотром порнокинофильма. Что жизнь идёт, а мы не молодеем, и чего-то... какой-то перчинки уже не хватает. Новизны, короче.

— Тааааак. - Наташка мгновенно завелась и завращала локатором интуиции. - Новизны вам, значит? И где там эта новизна?! Уже отпустили?!

— Блин, Натка, дослушай сначала! - я воровато оглянулся. - Короче, сдашь меня Михе - я тебя не знаю, ясно?

Наташка выпучилась в телефоне так, что стало боязно за её глаза, но смолчала.

— В общем, поспорили мы. Мой заклад - против остальных.

— Таааак - протянула она уже заинтересованно.

— Забились на деньги, так что я сейчас - я снова оглянулся - как бы... играю нечестно. Вы-то ничего не должны знать, ни одна, по уговору. Иначе нарушится чистота эксперимента! - и я внушительно выставил в телефон палец.

— Так на что поспорили-то? И при чём тут мы?!

— А притом: вы в этом споре - авторитетные и независимые арбитры! И от вашей оценки зависит мой гонорар!

— Какой гонорар?! - обалдело захлопала глазами Наташка. - Я что-то совсем запуталась...

— Ты дай до конца рассказать! Если хочешь - расскажи остальным... девчонкам. Но если проговоритесь - всё, ни в жисть не прощу!

— Таааак... Ну давай, излагай...

— Короче. Смотрели мы смотрели на актёров в порнухе - все, такие, ухоженные, гладкие... Ну мы и задались вопросом: вот, семейная жизнь, рутина заедает... И стало нам, внезапно, интересно: а если побриться, ну, как порноактёру, оживит ли это супружескую постель? Воскресит ли страсть, подугасшую с годами?! Привнесёт ли, так сказать, былую остроту в процесс супружеского долга?! Короче, я поставил на то, что это сработает, а парни, вроде как, думают, что бесполезно. Но писанулись... В общем, кто выиграл определите вы, девочки!

К концу моего спича Наташка ржала так, что парни на диване изумлённо заозирались.

— И как?! - всхлипнуло в телефоне - В смысле - когда претворять... будете?! - она опять зашлась хохотом.

— Так уже! - я гордо задрал нос. - Мужик сказал - мужик сделал! Два часа на это убили!

— Господи!.. Мы то там гадаем - чем вы там занимаетесь, подозреваем, понимаешь... А они яйца бреют! - простонала Наташка и уронила телефон. Подождав, пока она поднимет его и вытрет слёзы, я закончил:

— Короче, Нат! У парней у всех работа нормальная, один я тут жопой кручу перед пенсионерками... А на них много не заработаешь! Так что вы уж, девочки, оставьте, как говорится, хороший отзыв... ну деньги нужны, я серьёзно!.. - она всё никак не могла успокоиться.

— Я скажу девкам! Обязательно скажу! Ты не представляешь, какой ржач будет!! - и она, наконец, выдохнула.

— Да уж... Привнесли так привнесли!... Перчинку... - Наташка хитро посмотрела на меня, хмыкнула, и выдала: - А знаешь, Вадик... Только ты тоже меня не выдавай, ладно? Я тоже побреюсь! А то как-то давно уже...

— Оооо... Кажется, у вас с Мишкой будет ночь сюрпризов! - теперь настало моё время веселиться.

— Да я и остальных девчонок сгоношу, уж будь уверен! А то ишь... в порноактёров они поиграть решили. А мы что, хуже?! Таких шлюшек из себя сделаем, мммм - Наташка, блестя глазами, мечтательно смотрела куда-то вдаль. Потом деловито сказала:

— Так, ну всё, мне некогда. Надо ещё девкам сообщить и себя в порядок привести. Вы там долго ещё?

— Не, не думаю. Пива-то чуть взяли, чтоб не нажираться. К девяти, полдесятому - точно жди.

— Ладно. Аккуратнее там, на дороге... Всё Вадичка, давай, целую! И моему... порнозвездуну там... привет передавай! - она отключилась.

Когда я махнул, что шоу можно заканчивать, парни окружили меня с немалым любопытством.

— Короче. Я вас отмазал с вашим... бритьём. Сказал, что вы наспор.

— Да ладно?.. И что, моя поверила?! - Мишка скептически покачал головой.

— Поверила, поверила. Вечером сам убедишься... Все убедитесь! - я хихикнул.

И больше не сказал ничего, хотя парни вились вокруг как комары над грибником. Вся эта эскапада хорошо отвлекла меня от мыслей о Вале, но пора было возвращаться к насущным проблемам - время поджимало. Поэтому, загнав ребят на второй этаж, я пошёл будить истинную порнозвезду сегодняшнего вечера...

...Через полтора часа, глядя, как Валентина удаляется в сторону своего подъезда, неуверенно переставляя ноги и слегка раскорячившись, я впервые поймал себя на мысли, что жалею о том, что вообще ввязался в эти... отношения. И вся моя "помощь" заключается только в том, что я развратил девчонку, не дав ей единственного, чего она жаждала - любви. По-хорошему, её надо было бы сразу тащить к психиатру, но... кто я такой? Сама она вряд ли захотела бы, а на принудительное... это только родитель может. Да и то, если есть угроза для окружающих, а тихая Валя никаких угроз в себе, вроде бы, не несла. Тина - да, была в группе риска, но и то, потому, что представляла угрозу для себя самой, без раздумий повинуясь своему неуправляемому либидо. Вот она запросто могла встрять... или нарваться. Но проявлялась ли Тина только со мной, или с кем-то ещё - вопрос неизученный, так что, как и полгода назад, я ни черта не понимал в этой девочке...

По дороге домой чуть не вьехал - перед глазами крутились картинки, подсмотренные из шкафа... Постоял, слушая за окном испуганный мат визави, виновато развёл руками и, по возможности аккуратно, покатил дальше. Чётко понял, что сегодня вряд ли засну - заторможенность как рукой сняло, мозг лихорадочно тасовал образы, но сосредоточиться не удавалось - было похоже на какой-то отходняк. Потому принял решение напиться - да, вопреки своим правилам, но отчаянные времена требуют отчаянных мер... Завтра две платные группы, и я не могу появиться перед ними с кругами от недосыпа!

Завалившись домой, покидав одежду куда попало, забил вообще на всё - достал фляжку какой-то Франции, купленную возле дома, упал в кресло и первый стакан выжрал залпом. Коньяк, с непривычки обжёг, но был недёшев и не совсем уж противен. Сидя откинувшись и закрыв глаза, я терпеливо ждал, когда алкогольная эйфория сделает своё чёрное дело... А пока - перед глазами раз за разом прокручивались самые яркие моменты этого вечера. Спохватившись, подумал, что надо бы поставить телефон на автоответчик - не хватало ещё, чтобы спозаранку мужики начали названивать и делиться радостями прошедшей ночи... Пришлось сходить к вешалке. А возвратясь, намахнуть ещё один стакан - так же, залпом, как лекарство... от совести. Не запивая и не закусывая - авось, с одного раза язву не прожгу...

Сам не заметил, как отключился - открыв глаза, обнаружил, что уже пол-третьего... Во рту расположился кошачий туалет, но идти чистить зубы и вообще нормально готовиться ко сну не было никаких сил, просто проковылял в спальню и вырубился, кажется, ещё в падении на кровать...

***

Утро, на удивление, не принесло никаких неприятных постэффектов, так что, совершив все положенные процедуры, к завтраку я приступил во вполне вменяемом состоянии. Внутри было тихо - и я не хотел тревожить эту тишину, поэтому даже не брал в руки телефон. Поев, решил прогуляться до пары магазинов - прогулки всегда восстанавливают душевное равновесие. Первый глоток прохладного зимнего воздуха был восхитительным! Солнце золотило лучами пятиэтажку третьего корпуса, снежок морозно похрустывал под ногами, и настроение было вполне, вполне... Уже отходя от подъезда, я почувствовал... нет, заметил какую-то, как будто соринку в глазу... какую-то деталь, не соответствовавшую привычной картине двора, какое-то ярко-красное пятно... Красное?!

Через секунду я уже нёсся к старенькой лавочке под берёзой, излюбленному насесту для всех местных бабулек. С той только разницей, что сейчас на ней одиноко горбилась припорошённая инеем маленькая фигурка в до боли знакомом пуховичке... Подлетев и рухнув на колени, я первым делом схватил в ладони её лицо - фффух, тёплое!.. А потом сквозь смёрзшиеся ресницы на меня взглянули отрешённые серые глаза, и я выкрикнул в них:

— Ты что здесь?.. Ты давно здесь сидишь?!.. А ну, пошли бегом!.. - она, хлюпнула носом и попыталась, но только чуть приподнялась, дёрнулась, и мне пришлось тащить её вместе с рюкзачком, как маленькую, подхватив на руки к себе лицом...

Дома, сдирая холодную и мокрую верхнюю одежду, пока набиралась горячая ванна, я умолял всевышнего только об одном - чтобы не успела застудить себе ничего. Простуда - это ничего, с простудой справимся, а вот по женским будет хуже... Содрав последнее уже в ванной, засунул слабо сопротивлявшуюся Валю в горячущую воду, держал за руки, не обращая внимания на её хныкание, простесты и попытки вылезти, давая прогреться полностью. И только когда глаза её начали смыкаться, когда она притихла, притерпевшись, вытащил, отнёс мокрую и горячую бегом в кровать, закутал наглухо в два одеяла и обнял, сковав, не давая выбраться...

Минут через десять услышал её ровное дыхание и отпустил. Лицо спящей Вали разгладилось, стало умиротворённым, и я позволил себе перевести дух... Осторожно вылез из кровати, вытащил из пальто телефон... Так и есть - восемь пропущенных вызовов... ночью! Десяток оповещений в нашем чате: "Пожалуста забери меня". "Ну пожалуйста я на улице" и так далее. Тоже в течение ночи! Господи, она что, всю ночь провела на морозе?! Мне сплохело... Так и сидел на стуле, глядя на маленький неподвижный кокон из одеял, не зная - что делать? Если полезу мерять температуру - разбужу, а спать при простуде полезно, лучше пусть поспит... Градусник приготовил, парацетамол - тоже, остальное - по ситуациии... Ясно, что дома у неё что-то пошло не так, но что именно - узнаю, опять-таки, только когда проснётся... До групп оставалось ещё несколько часов, однако я понимал, что в любом случае, оставлять её одну - не вариант, хотя бы до появления какой-то информации о... ситуации. Но решение надо принимать сейчас - писать, чтобы подменили перед самым занятием - последнее дело, так можно и не найти никого... Я вздохнул и открыл мессенджер. На всё-про всё ушло минут пятнадцать, потом я ушёл на кухню, где вытащил мёд, налил чайник, вернулся на стул и стал ждать...

Проснулся от прикосновения: Валя, голая, сидела на краю кровати, держа меня за руки.

— Быстро под одеяло! - и, не слушая её бормотания, затолкал вместе с градусником обратно в кокон. Лёг, обнял, прижал... Она замолчала, лишь изредка хлюпала носом. Градусник показал тридцать семь ровно - и это была очень, очень хорошая новость! В двойной обёртке из одеял ей, всего лишь, было жарко. А значит, можно было и поспрашивать...

— Валюша... Ты как? Не болит... ничего? - она чуть шевельнула головой из стороны в сторону. Потом шыгнула носом и прошептала:

— Я тебе звонила... И писала...

— Знаю, знаю!.. Прости, милая... Телефон на беззвучке стоял... Что случилось?.. Расскажи... Дома что-то?!..

Она, по обыкновению, помолчала, и когда я, тоже по обыкновению, уже собрался было опять спросить, ответила:

— Я в душ пошла... А она... Она подозревала что-то... И ворвалась... А я голая... И она увидела... - Валин шёпот сошёл на нет. Понятно. Увидеть там было что, начиная с засосов по всей груди и заканчивая... Непонятно только, какого лешего она в душ полезла? Я же её качественно помыл, ещё там, на даче... Ладно, это потом. Сейчас надо выяснить, как она представляет себе дальнейшее - что, с концами ушла из дому?!

— Где ты ночь провела? Как сюда добралась? Почему в домофон не звонила?!

После паузы, она ответила уже чуть увереннее:

— Да звонила я... А ты не подходил... Я подумала, что тебя дома нету... Решила подождать... - ну да, пока я, нажравшись как скотина, дрых, ребёнок мёрз на улице!.. Чувство вины со всей силы ударило под дых, заставив судорожно отдуваться, кляня себя на чём свет стоит.

Валя, словно подслушав мои мысли, закопошилась, заворочалась и умудрилась, не вылезая из-под одеяла, переползти и прижаться ко мне. Я судорожно обнял её, горячую, накрыл нас одеялом и мы затихли, совсем как обычно...

— Я тебя люблю... - её слова, как всегда тихим, тёплым дуновением коснулись моей щеки. А я... как всегда, не смог ей ответить.

***

Чуть позже, дождавшись, когда опять задремавшая Валя проснётся, я подал ей в постель... обед. Ну так, только чуть, чтобы парацетамол не лёг прямо на слизистую желудка. Потом заставил выдуть чашку чая с мёдом, и мы, теперь уже вместе, опять замотались в одеяло.

— Валя. Можешь объяснить, почему ты... так срочно ушла... из дома? - я не рассчитывал услышать исчерпывающий ответ, но тут уж не до жиру - хоть что-то, да скажет. Она, как обычно, затихла. Прождав минут пять, я не выдержал:

— Валя. Пойми - это важно. Нужно как-то... решать, как быть дальше!.. - она засопела чуть громче, шмыгнула носом, и прошептала:

— Не знаю я... Но туда - не хочу.

— Ругалась... мама?.. - в ответ опять тишина. Ну, теперь ситуация другая, теперь, золотко, не отмолчишься!..

— Валь, я понимаю, что тебе не хочется об этом говорить. Но нужно думать, как... тебе жить дальше. Как учиться. Как сообщить матери, что ты больше не хочешь с ней жить. Хочешь, я ей скажу?.. - и почувствовал, как она яростно замотала головой.

— Почему?.. Поверь, двое взрослых всегда могут договориться! Лучше, конечно, чтобы ты сама заявила о своей... независимости, но... если что, для начала я с ней могу поговорить.

Я почти не удивился, когда из подмышки донеслись знакомые всхлипывания. Сквозь которые чуть слышно прозвучало:

— Ты не знаешь... какая она...

— Да, не знаю. Но когда узнаю, мне будет легче помочь тебе... разобраться в ситуации.

— Нет!!.. - её гневный вскрик застал меня врасплох. Успокаивая суматошно заколотившееся сердце, я, как можно спокойнее спросил:

— Что - нет?

— Не легче!.. Она... Она... - и Валя разрыдалась уже в голос. Я молча гладил её голову и плечи. Опять ничего - обычная реакция, так было много раз и раньше, когда она уходила от ответа, пользуясь запрещённым оружием - слезами. Но сегодня положение дел не позволяло отступать - если к ночи Валентина не объявится, мать начнёт её искать. А если она не объявится в течение трёх суток, сможет написать заявление в розыск. Конечно, искать студентку будут не так рьяно, как школьницу, но... будут. И что ей, вечно прятаться у меня? А вуз? Курсовая на носу же... Не, не вариант. Надо ковырять дальше.

Но дальше не получилось, потому что реакцией на любой мой вопрос оставались слёзы и сопли. Да что ж там за чудовище-то такое, а?! Так запугать ребёнка... Она даже взбунтоваться боится - просто сбежала. Опять вопросы, вопросы, вопросы... Ладно, ещё не вечер!

Но вечер не внёс никаких изменений в картину: Валентина отчаянно цеплялась за меня, не давая отойти ни на минуту, таскалась за мной, завёрнутая в одеяло, как хвостик, и по-прежнему отказывалась рассказывать, что заставило её сбежать. Я допускал, что вчерашняя оргия, и так вымотавшая Валентину эмоционально и физически, подкосила её способности к психическому сопротивлению. А материнская истерика по поводу того, что дочь, оказывается, живёт, мягко говоря, активной половой жизнью, была вполне объяснима. Тем более, что мои представления о Валиной матери были, по большей части, негативными, и такое её агрессивное поведение вполне укладывалось в образ деспотичной, жёсткой и абьюзивной личности.

На мои уговоры хотя бы смснуть домой, что она жива, Валя только крепко сжимала в кулачке телефон и плакала. К ночи, опухшая и усталая, она без охоты, подчиняясь только моему требованию, поела, и я оставил её в покое - пусть успокоится. Заставил только проглотить ещё парацетамола, почистить зубы, и стал забаюкивать, что заняло совсем немного времени. Слушая её ровное, глубокое дыхание, я пытался предвидеть развитие событий, но всё, конечно же, зависело от Валентины, а её поступки и мысли я, по-прежнему, предугадать не мог...

Утро среды вышло спокойным. Градусник показал норму, и можно было выдохнуть - кажется, ночной побег обошёлся без последствий... По крайней мере, заметных сейчас. Валя, выспавшаяся и тихая, наконец-то нормально поела, и сразу залезла обратно в кровать, глядя на меня оттуда нежно и преданно. Опыт наших встреч подсказал мне, что стоит присоединиться к ней - и будет атака. Так что, я не спешил, наводя порядок в кухне. На вопрос - не собирается ли она пойти на пары, последовало глухое молчание, а Валина головка тут же спряталась. Вот и ладненько, пусть помучается - зато приставать не будет, да и мне нужно подумать. Собственно, средство вытащить её из укрытия оставалось только одно, и я воспользовался им, заявив, что ладно, пары - фиг с ними, но мою тренировку она не пропустит, и пусть даже не заикается. В ответ из кровати донеслось тихое "Угу", и я поздравил себя с первым шагом к разрешению ситуации. Сейчас главное, чтобы её увидели в вузе, тогда на любые вопросы будет уже совсем другой ответ: да, ушла из дома, но жива-здорова, как-то ходит на занятия, а значит дело из уголовного сразу перейдёт в разряд семейных, а мне того и надо... Валя опять каким-то невероятным образом почувствовала, что я расслабился. Хотя... может, тоже понимала, что нужно как-то искать компромисс? Как бы то ни было, через минуту, я вытирая тарелки, почувствовал, как сзади прижалось тёплое и упругое тело, а мягкие руки, охватившие мой живот заскользили вниз... Я шустро развернулся, прижал к себе, но вместо поцелуя в ждущие, подставленные, приоткрытые губки, спокойно произнёс:

— А теперь - колись. Что бы ни произошло у тебя дома, я должен это знать! Хватит, милая, отмалчиваться. Если хочешь жить по-взрослому - то и веди себя как взрослая...

Валя тут же уткнулась мне куда-то в шею, явно пытаясь спрятаться, но я был неумолим:

— Говори.

Тогда она попыталась вырваться - но я не особо-то и держал, так что она получила возможность беспрепятственно ретироваться в спальню. Я спокойно направился за ней, но на полпути был перехвачен звонком. Думая, что это кто-то из парней, я поднял телефон и увидел, что звонит Марина Александровна. Ну ясно, кипиш уже начался... Я прикрыл дверь в кухню и как мог спокойнее и безмятежнее поздоровался. Поинтересовался - не случилось ли чего? Она так же спокойно ответила, что просто хотела убедиться, что сегодня я буду, на что я ещё спокойнее ответил, что всё в порядке и пропуск в понедельник был разовым, а это занятие мы обязательно наверстаем. Она сдержанно порадовалась, и тут же озабоченно заговорила о том, о чём я и опасался: не имею ли я какой-либо информации об одной из студенток, которая ходит на мои тренировки? Услышав Валины имя и фамилию, я, контролируя дыхание, абсолютно спокойно ответил, что нет, а что произошло? Она, в ответ, расстроенно сообщила, что Валентину ищет мать, потому что вчера она, как обычно утром, ушла на учёбу, но в академии не появилась и не ночевала дома, а сегодня на парах её опять нет. На звонки не отвечает, одногруппницы ничего не знают... И если вечером девочка, таки, придёт на тренировку, то она, Марина Александровна, убедительно просит меня сразу сообщить ей, потому что мать очень беспокоится, и вообще - Валентина "трудный" подросток, с резким и очень агрессивным характером, и от неё можно ожидать чего угодно... Так что, мне будут очень признательны, если я отнесусь к ситуации серьёзно. Я, стараясь дышать глубоко и ровно, ответил, что обязательно окажу всю посильную помощь. На том и распрощались...

Сказать, что я охренел - значит ничего не сказать! Опустившись на стул, я намертво завис, перекатывая в голове две услышанные фразы - что Валя как обычно утром ушла на учёбу, и что Валя трудный подросток с резким и очень агрессивным характером... Посидев так минут несколько, я, кое как, смог принять тот факт, что она соврала мне - и тогда становилось понятно, почему "ночь на улице" зимой прошла для её здоровья бесследно. А также и то, почему она так упорно молчала о том, почему ушла из дома: да просто потому, что рассказывать, скорее всего, было не о чем!

Но вторая фраза повергла меня в абсолютный ступор. Уж кто-кто, но тишайшая Валя?! Да и Тина... Как, вообще, это понимать?! То, что проректорше нет смысла мне врать и наговаривать на Валю - очевидно. Как очевидно и то, что я, оказывается, понятия не имею, как и чем живёт Валентина в академии, то есть, когда она не со мной и не у себя дома... Действительно, зачем ей притворяться там, среди тех, кому плюс-минус по барабану на Валину жизнь? Совершенно незачем. Но вот со мной... Со мной у неё есть цель - я. А значит - мотив. А значит, с большой долей вероятности, что там, в академии Валентина остаётся собой. Настоящей. Со мной же... Ну неет! Не может она так играть! Не может! Не тот тип... Хотя, что я знаю о её типе??.. Психолог, блин, задрипанный... Или может?.. Или здесь, со мной, она расслабляется и ведёт себя естественно, а там надевает защиту, ведь лучшая защита - нападение? Про "Тину" речь не идёт, эта ипостась проявилась у меня на глазах, и появляется она в совершенно однозначных условиях. Значит, надо как-то вычислить - кто настоящий: Валя, которая со мной, или та, которая без меня?! Кто основа? Или не основа... Или все они - субличности, а истинное спрятано глубоко и не показывается?.. Как же много у меня нехороших вопросов накопилось к Валиной мамашке - потому что кто, как не она должна знать ответы! Или... нет? А вдруг и дома Валентина прикидывается Валей? И никакого конфликта между ней и матерью на самом деле не существует?! Неужели я так ошибся в Валентине?!

Сколько я просидел вот так, на стуле, не в силах ничего предпринять и решить, я не заметил. Но, видимо, долго, что подтвердил телефон - время уверенно шло к обеду. И надо было что-то делать. Но что?! Стараясь дышать и собраться, я вычленил два основных момента: во первых, надо дать понять Валентине, что я всё знаю. Посмотреть на её реакцию и тогда уже, по обстановке, пытаться понять - которая из них главная. И с ней уже говорить.

***

В кровати Вали не оказалось. Тупо постояв, глядя на пустоту в одеялах, я вышел в гостиную, и только тогда заметил её. Одетую. И взгляд, которым она меня встретила, не оставлял сомнений - она слышала разговор. Так смотрит настороженный зверёк на приближающегося человека - ударит, или погладит? Бить я не собирался. Неспеша приблизился и опустился перед ней на пол, сначала на колени, потом на пятки. Теперь мы были почти вровень - я, даже, чуть ниже. Так я меньше "нависал", а значит и опасности представлял - тоже меньше. Господи, бедная девочка! Она что, теперь - и меня боится?! Нет, ругать её за ложь - точно не нужно. Какой смысл? Попробую по-другому...

— Слышала? - я почти улыбался. Озадаченность, появившаяся в её глазах, показала, что эффект достигнут.

— Мама тебя уже по всей академии ищет... Так что, на занятии появишься - пусть, хоть, знают, что ты живая!.. - хмыкнул я, придвигаясь ближе, раскрыв колени, и облокотившись локтями на её, плотно сомкнутые.

— Ждёшь, что я ругаться буду? Не дождёшься... Есть вещи поважнее. Например - что ты помнишь о вечеринке? Вечером, в понедельник?

Она смотрела мне в глаза и я вдруг совершенно точно почувствовал, что она меня даже не слышит. Валентина неподвижно сидела ровно посередине дивана, замерев, и кажется, не дыша. Она до боли напоминала чучелко совёныша - такое же лупоглазое и беззащитное... потому что ненастоящее. Когда я, повинуясь не особенно сознательному импульсу, рывком поднялся и взял в ладони маленькое бледное личико, она даже не вздрогнула! В этой покорности сквозила такая ужасная сила обречённости, что у меня, вдруг, засбоило сердце...

— Валенька... Милая... Валюша!.. - я тряс и тряс её, с каждой секундой убеждаясь в тщетности моих усилий.

— Валя!!.. - она, казалось, меня не слышала, вся уйдя в себя, вовнутрь - туда, куда я за полгода так и не пробился ни на миллиметр...

Отчаянные времена требуют отчаянных мер - и я, скорее по наитию, чем по трезвому расчёту, громко и чётко сказал ей в лицо:

— Я хочу поговорить с Тиной!

И замер, насторожившись, напружинившись, хищно вглядываясь, отмечая, замечая... Только напрасно. Через несколько секунд до меня, наконец, дошло: её глаза не среагировали на мои слова. Никак. Её пульс, который я чётко чувствовал на тонкой шее, не изменился вообще! Как сидела, так и сидела - не вздрогнула, не дёрнулась, просто, как и до этого - смотрела перед собой...

— Валя! - я уже кричал. - Мне нужно срочно поговорить с Тиной!..

Она, словно только сейчас заметив моё присутствие, совершила какое-то сложное глотательно-дыхательное действие и очень спокойно, ровно, ответила:

— Зачем? - и мне поневоле пришлось отпрянуть, настолько неприятным, тяжёлым, и каким-то... отталкивающим был её взгляд. Никогда ещё она так на меня не смотрела. Никогда. Пока я молчал, не понимая, как мне с ней говорить, точнее - что можно сказать, а что нет, она, так же подчёркнуто спокойно, продолжила:

— Зачем тебе говорить с Тиной? Она не для разговоров. Она для ебли. Так что тебе нужно?

У меня появилось нехорошее ощущение, что сейчас меня ударят. Любому мужчине оно знакомо - когда яйца скукоживаются и пытаются спрятаться внутрь тела, а адреналин рекой шумит в ушах. Причём, это не было ощущением, когда на тебя истерично замахивается женщина. Сейчас всё ощущалось действительно опасным. Я молчал - мне просто нечего было сказать под этим неестественно спокойным, ненормальным взглядом. Ожидание удара усилилось до нестерпимого, но через миг, меня как будто отпустили, а потом, такой же деланно-спокойный, какой-то... хрипловатый голосок спросил:

— Скажи - почему ты хочешь от меня избавиться? Я тебе не нравлюсь? - и опять этот мёртвый, пронизывающий до костей взгляд. Девочки так не смотрят... С трудом проглотив комок в горле, я прохрипел:

— Нравишься. Но я не знаю - кто ты? - она, как-то по-птичьи наклонила голову на бок, и опять замерла абсолютно неподвижно, а ощущение опасности накатило с новой силой.

— Врёшь. Я тебе не нравлюсь. - её взгляд понемногу наполнялся злобой, которая, выплёскиваясь из мертвенно-серых глаз, расползалась по всему её лицу, на ходу меняя его до неузнаваемости... пока передо мной не предстала какая-то нереальная, нелепая, и в то же время, жуткая маска, казалось, сотканная из чистой ненависти:

— Тебе нравится та, которую можно драть во все дыры, правда?! И та, которая слушается тебя, как папочку!! - вместе с брызгами слюны выплюнула она прямо мне в лицо.

— Разве Валя не была послушной ученицей?! - она почти прокричала это, с каким-то страшным клокотанием в горле.

— Разве Тина не делала всё, что ты хотел?! - сорвалась она на визг и подалась вперёд. Холодный пот стекал мне в трусы, но каким-то отчаянным усилием воли я задавил в себе паническое желание отпрянуть, понимая, что мне нельзя сейчас показывать страх - как перед бешеным животным.

— Разве Я не делала вообще всё, что ты хотел?! Так почему ты меня прогоняешь?! Почему отдаёшь меня, как игрушку, первым встречным?! Почему ты меня так ненавидишь?! - проорала она так бешено, что мне захотелось только одного - закрыть глаза, и чтобы ничего этого не было. Никогда.

— Почему вы все меня так ненавидите?! Что бы я ни делала! Как бы ни старалась! Почему!! Я!! Никому!! Не нужнааааа!!! - проревела она и именно вот этот, сиплый, отчаянный рёв сдёрнул, развеял морок и липкий страшок, сковавшие меня. Потому что так может реветь только смертельно одинокое, несчастное и нелюбимое никем живое существо... Валя расплылась у меня перед глазами, но я, слепо потянувшись вперёд, наощупь нашёл её - закаменевшую, неподатливую, всю, какую-то, неживую. И обнял, преодолевая ожесточённое сопротивление её, внезапно, очень сильного, неестественно сильного тела, принимая, прижимая, гладя, чувствуя, как по щекам ручейками катятся слёзы... Чувствуя, как её бешено колотящееся сердце, пропустив несколько ударов, продолжило, но уже чуть медленнее... Целуя её, тоже мокрые, щёки, целуя её безобразно разявленные губы, совсем не отвечающие мне, тоже неживые... С ужасом понимая, что она мне не верит, я стащил её с дивана к себе на колени, прижал, запустил пальцы в волосы, осторожно массируя, почёсывая, тоже хлюпая носом. Понимая, что вот этот долг я уже никогда не смогу отбросить, а значит, нужно идти до конца, наконец, решился...

— Как тебя зовут?.. - и мгновенно почувствовал, как её тело, только что предельно напряженное и жёсткое, обмякло, будто из неё что-то выдернули, и жестокость, заполнявшая весь объём, рвавшаяся наружу, куда-то исчезла, оставляя у меня в руках безвольно повисшую маленькую куколку...

— Скажи мне, пожалуйста - как тебя зовут? Я хочу знать... Это очень важно... - она по-прежнему не шевелилась, но это была уже другая неподвижность - неподвижность смертельно уставшего человека... Я продолжал гладить и обнимать, уже не надеясь, как и всегда, на ответ... Но вдруг возле моего уха хриплый, сорванный голос прошептал:

— Зачем тебе?.. - и я ответил мгновенно, понимая, что ещё чуть - и она опять закроется, а тогда...

— Мне нужно сказать тебе что-то очень важное. Очень. Но я хочу знать, кому я это говорю. Мне это нужно! Пожалуйста. Я хочу сказать это тебе. Настоящей...

Она глухо всхлипнула, и я опять испугался, что опоздал, когда очень тихо, на грани слышимости, разобрал:

— Ленка...

— Я люблю тебя, Лена. И никому тебя не отдам. - это было... как прыжок. Туда, где ничего не видно, и есть только надежда, что падать недолго и там... что-то есть. Но я это сказал. И изо всех сил прижал её безвольное тельце, укутывая в себя, окружая, защищая... И услышал в ответ:

— Ты меня не знаешь... Как ты можешь меня любить?.. - я улыбнулся, и целуя мокрые и солёные от наших слез потрескавшиеся губы, прошептал:

— Любят не за что-то, глупая. И уж точно, не за то, что ты делаешь или нет. Любят, потому что иначе - нельзя...

И, замирая, почувствовал, как она слабо, неуверенно, но ответила на мой поцелуй.

— Я много сделала... всякой фигни... О которой ты не знаешь...

— То, что ты сделала до меня - меня не касается. А дальше... разберёмся.

Я поднял её на руки и осторожно положил на диван, чувствуя, что она, совсем не так как раньше, а как-то очень сильно и... властно обняла меня, лёгшего рядом. Я снова видел её глаза - обычные, живые глаза, только красные и опухшие. И это было прекрасно. Она тоже смотрела в мои, смотрела совсем по-другому - испытующе, требовательно.

— Ты не знаешь, на что подписался, понимаешь?

— Говорю же - разберёмся... Ты только будь со мной, ладно? В смысле - будь сама... собой. Хватит уже... врать. Всё, что мне нужно - это ты, настоящая...

***

В академии всё сразу пошло не так, как я ожидал... Во-первых, Лена наотрез отказалась заниматься. Я, уже расставивший аппаратуру и переодевавшийся, замер на одной ноге.

— Ты плохо себя чувствуешь?.. - она как-то мрачно глянула, и буркнула:

— Нормально. Но танцевать не буду. Тут посижу.

— Но... почему?..

— Да не люблю я танцевать!.. - зло буркнула она, ложась на диван и отворачиваясь носом к стенке. К девкам я вышел в полной прострации... Что ж, нужно было заканчивать эту неприятную ситуацию. Пока опоздавшие плюшки подтягивались в зал, я вышел в коридор с телефоном:

— Марина Александровна? Вадим на связи. Да... Да, пришла. Здесь, в гримёрке. На нервный срыв похоже. Марина Александровна, если вы её матери позвоните, и она через час подъедет, я Валю сдам ей с рук на руки. Да пожалуйста, рад был помочь!..

Разумеется никого я сдавать не собирался, мне просто хотелось посмотреть на мать, которая умудрилась превратить своего родного ребёнка в такое... Просто взглянуть ей в глаза. И сказать пару ласковых. Я тоже не железный!

Что я давал на занятии - не помню совершенно, работали рефлексы. Где-то к концу позвонила проректорша, просила подождать в вестибюле, потому что мать Вали едет с работы и не успевает к семи. Ладно.

Шествуя рядом с Леной по коридору, я попытался было взять её за руку, но она покосилась на меня с недоумением.

— Увидят.

— Да пофиг.

Я дотянулся и сжал в руке тёплую ладошку, с удовлетворением чувствуя, как она крепко сжимается в ответ. Так и вышли к вахте с улыбками на лицах - и никому не было до нас ни-ка-ко-го дела...

Выйдя в вестибюль, я увлёк Лену в "гостевой" угол, в котором стояли несколько старых столов со стульями. Она забилась в угол, пристально глянула, всё поняла... И её улыбка погасла. Уперев локти в стол, она закрыла лицо ладонями. Я сел напротив.

— Лена. Посмотри на меня.

— Зачем?

— Затем, что скажу кое-что.

— Зачем ты меня опять хочешь отдать ей?! - по её голосу я понял, что она плачет.

— Наоборот. В глаза ей взглянуть хочу... И сказать, что она тебе больше не жупел. И не имеет никаких прав и дальше коверкать твою жизнь. А потом мы с тобой поедем домой.

И увидел, как падают вниз её руки, как на заплаканном личике появляется недоверчивая, какая-то безумная улыбка... И по тому, как стремительно съёживалась, словно бы выцветала эта улыбка, как в только что доверчиво распахнутых глазах всё отчётливее проступали страх и напряжение, как вся её маленькая фигурка как будто постаралась вовсе исчезнуть, спрятаться за меня, я понял - начинается. И тихонько спросил:

— Идёт?

Лена, став совсем крошечной и беззащитной, уперевшись взглядом в стол, еле заметно кивнула. И чем дольше я смотрел на неё, тем сильнее во мне поднимался... гнев. Да, умом я понимал, что надо разбираться, разговаривать, выяснять, что там за ситуация, что это, всё же - семья, и с плеча рубить никак нельзя, но... слишком дорога мне была эта девочка. И пусть между нами выстроились сложные, странные, даже... извращённые отношения, она незаметно стала очень близкой, даже... в чём-то родной. И хотя я понимал, что будущее наше... сложно, сейчас было - плевать. Слыша приближающиеся, чёткие удары каблуков по бетонному полу, я готовился дать бой. Стараясь выровнять дыхание, повторяя про себя, что надо поаккуратнее, я, тем не менеее, точно знал, что раскатаю её мамашку в блин. И если будет нужно, сделаю так, чтобы они никогда больше не увиделись, пусть даже для этого мне придётся взять все заботы о Лене на себя. Потому что нельзя своего ребёнка доводить до... такого. Такого затравленного взгляда. Такого страха и беззащитности.

Я прикрыл глаза и дышал. Я был готов ко всему.

Но вот у меня за спиной прозвучал голос, и от его звука моё сердце попыталось выпрыгнуть куда-то под ноги, а потом остановилось на целую вечность длинною в миг... Этим голосом можно было расколоть льдину. Да что там льдину, этим голосом можно было крошить тысячелетние антарктические ледники! Вместе со скалами...

— Так, Валентина, я не поняла. Что ты делаешь здесь с этим человеком?!

Звенящим от злости голосом отчеканила Вера.

КОНЕЦ.