Ночка выдалась неспокойная. Мирии приснился кошмар, в котором шоранские лазутчики бесшумно расправились с выставленными на ночь часовыми, после чего устроили в лагеря резню, не пощадив никого. Настолько сон был яркий и реалистичный, что девушка потом несколько раз ходила проверять, на местах ли часовые, и всё ли с ними в порядке, из-за чего сумела заснуть лишь под утром. Поводы для беспокойства у Мирии были вполне обоснованные.

Шесть лет назад королевство Дальфар объявило войну своему западному соседу – королевству Аталия. Тогдашний правитель Дальфара король Джуриус Третий верил, что его армия пройдёт победным маршем до самой столицы соседнего королевства, и этот путь займёт несколько месяцев, максимум, полгода. Но прошёл год, за ним второй, а столица Аталии по-прежнему оставалась недосягаемой. Потерпев несколько болезненных поражений в самом начале войны, отступающие аталийцы стали избегать прямого столкновения с дальфарцами, ограничиваясь небольшими стычками. Более или менее крупное сражение всё же состоялась спустя почти два месяца, и дальфарцы, хоть и одержали в нём победу, понесли серьёзные потери, несопоставимые с потерями вовремя отступившего противника. Ну а далее на захваченных территориях местное сопротивление начало устраивать масштабные диверсии, убивая офицеров дальфарский армии, отравляя еду и воду, нападая на продовольственные обозы, разрушая мосты, провоцируя камнепады в ущельях. В общем, обеспечивали захватчикам дополнительную головную боль, и вполне успешно. Нельзя сказать, что положение дальфарцев стало совсем уж плачевным. Они продолжили брать города и деревни, однако продвижение вперёд очень сильно замедлилось, а удерживать занятые поселения становилось всё сложнее и сложнее.

Ну а далее случилось непредвиденное. Пока Дальфар воевал на западе, с востока, переплыв океан, пришла армия Шоранской Империи. И вот уже у неё были большие шансы через несколько месяцев добраться до столицы. Чтобы этого не допустить, новому короля Дальфара Леонису пришлось отзывать большую часть потрёпанной армии с чужой территории на свою. Уж больно стремительно шоранцы продвигались к столице, не встречая на своём пути достойного сопротивления. Видя, что война вот-вот ворвётся в её дом, Мирия спешно его покинула, перебравшись из небольшого, но уютного поместья, в полевой лагерь беженцев.

После долгой тревожной ночи отоспаться у Мирии не получилось. В лагере был всего один лекарь, а также его молодой помощник, способный лишь выполнять поручения из разряда “подай и принеси”. Принять преждевременные роды сразу у двух женщин оказалось для них невыполнимой задачей. Пришлось звать на помощь Мирию, не понаслышке знающую, что такое тяжёлые роды. Если бы не она, то одна роженица точно покинула бы этот мир. Когда стало понятно, что девушкам и их новорождёнными младенцам ничего не угрожает, Мирия удалилась в свою палатку. И получаса не прошло, как снова примчался помощник лекаря. Из его торопливого сбивчивого рассказа усталая девушка узнала, что между двумя парнями в лагере вспыхнула ссора, перешедшую в драку, в ходе который один из драчунов, схватив камень, пробил голову другому, после чего сбежал. Пострадавший фактически был уже одной ногой в могиле, и лекарь уже мало чем мог ему помочь. В отличие от Мирии. Своей магией она была способна излечить даже очень тяжёлые ранения. Вот и сейчас, оказав помощь пострадавшему, она попросила её не беспокоить без крайней необходимости, так как очень сильно хотела спать.

Вновь вернувшись в свою палатку, девушка легла на тюфяк, накрылась плащом и прикрыла глаза.

— Мама, ты спишь? – донёсся до неё встревоженный тоненький голосок.

Открыв глаза, Мирия увидела свою дочь Лиру – пятилетнюю кареглазую девочку с собранными в хвостик тёмными волосами.

— Что-то случилось? – спросила Мирия сонным голосом.

— Рен снова туда пошёл.

— Туда – это куда?

— К тем руинам. Только теперь он пошёл туда один. Я пыталась его отговорить, но он меня не послушал.

“Час от часу не легче!” – подумала раздосадованная Мирия, поднимаясь с тюфяка.

Её сыну Рентису и ещё паре местных шалопаев показалось, что находящаяся неподалёку от лагеря разрушенная часовня – это отличное место для игр. До того они там доигрались, что Рентис чуть ногу себе не сломал, и потом какое-то время ходил и хромал. Несносного мальчишку тот случай ничему не научил, раз он снова туда пошёл, да к тому же совсем один. Хорошо хоть Лира всё рассказала.

— Давно он ушёл? – уточнил Мирия.

— Чуть больше десяти минут назад. Я хотела сразу всё рассказать, хоть он и просил этого не делать, но тебя не было в палатке, - начала оправдываться девочка.

— Всё хорошо. Ты всё правильно сделала.

Лира нерешительно улыбнулась. Попросив дочь никуда не уходить до её возвращения, покинувшая лагерь Мирия направилась в часовню.

Добравшись до руин, она начала громко звать сына по имени.

— Я здесь! – довольно быстро отозвался Рентис.

Вздохнув с облегчением, Мирия пошла на голос, а когда обнаружила сына, испуганно вздрогнула. Её спина тут же покрылась мурашками, а ноги подкосились. Рядом с Рентисом стоял крупный демонический пёс с чёрной шерстью и горящими как два уголька красными глазами. Нормальный человек при виде такой зверюги сразу бы бросился бежать или прятаться, хотя не факт, что ему бы это помогло. А Рентис как ни в чём ни бывало гладил эту тварь по спине, будто это была комнатная собачонка, а не злобный демонический пёс. При виде Мирии, тварь злобно зарычала.

— Не трогай её! – подал голос Рентис.

Прозвучало это не как просьба, а как приказ. И пёс его выполнил, перестав рычать. Наблюдавшая за этим Мирия боялась сделать лишнее движение. Насколько ей было известно, инфернальные гончие не особо жалуют полудемонов. Вот только Рентис не был полукровкой. Наполовину человеком и наполовину демоном был его отец. Когда мальчик приказал ему возвращаться обратно, отбежавший в сторону демонический пёс растворился в воздухе. Наблюдавшая за всем этим Мирия лишь сейчас облегчённо выдохнула. Присутствия опасного зверя в часовне она больше не ощущала.

— Что это было? – спросили Мирия у сына.

— Что именно? – уточнил Рентис.

— Эта тварь. Она всё время была здесь?

— Нет, раньше её тут не было. Это я её позвал.

— Как это, позвал?

— Это сложно объяснить. Я ещё в прошлый раз почувствовал, что это место особое. Здесь есть какая-то... - Рен замолчал, пытаясь подобрать правильно слово.

— Расщелина? – подсказала Мирия.

— Да, можно и так сказать. Когда мы играли здесь в прошлый раз, её никто не видел. Да и я тоже её не видел. Просто чувствовал, что она совсем рядом. Потому и пришёл сюда один.

— Пожалуйста, скажи, что ты не пытался через неё пройти.

— Не пытался. Но я почувствовал, что с той стороны тоже кто-то есть. И я позвал его сюда. Кто явился на мой зов ты и сама видела.

Рентис рассказывал обо всём этом спокойно, в то время как Мирии от его слов стало не по себе. Её сын так легко и непринуждённо призвал демонического пса, что не каждому тёмному колдуну под силу. И не просто призвал, но и подчинил. При мысли, что эта тварь сначала растерзала бы её сына, а затем устроила бы резню в лагере, Мирия не на шутку перепугалась. А вот Рен, судя по всему, даже и не понял, по какому краю только что гулял.

— Ты ведь не хочешь, чтобы со мной, Лирой или с кем-то из твоих друзей случилось что-то плохое? – уточнила Мирия, осторожно подбирая слова.

— Конечно, не хочу! – заверил её Рентис.

— Тогда больше так не делай, и сюда не приходи. О том, что чувствуешь такие расщелины, и можешь кого-то через них призывать, тоже никому не рассказывай, иначе у нас будут большие проблемы.

Рен пообещал молчать о случившемся и вести себя осмотрительнее, однако Мирии показалось, что сын к её словам отнёсся не слишком серьёзно. В отличие от своей спокойной и послушной сестры, Рентис был легкомысленным неугомонным сорванцом, часто пропускающим предупреждения мимо ушей. Донести до мальчика мысль, что это не игра, Мирия решила позже, а сейчас забрала сына из часовни и вместе они вернулись в лагерь. Увидев рядом со своей палаткой какого-то светловолосого мужчину в белой мантии и белом плаще, девушка напряглась. Едва инквизитор повернулся к ней лицом, Мирия сразу его узнала. Его звали Одрик. Как только она вступила в Орден Света в качестве послушницы, он какое-то время был её наставником. А ещё Одрик был единственным, кто возражал против её изгнания из Ордена, но его мнение ни на что не повлияло.

— Малыш, иди немного погуляй, - обратился инквизитор к Рену.

Мальчик бросил настороженный взгляд на мать.

— Вы здесь одни или с кем-то? – уточнила Мирия, глядя Одрику в глаза.

Ей хотелось схватить сына в охапку и попробовать убежать, но девушка боялась, что уйти далеко им не позволят.

— Один. Я здесь только для того, чтобы поговорить, а не причинить кому-то вред, - ответил инквизитор.

Причин верить незваному гостю на слово у неё не было. Однако своему бывшему наставнику Мирия всё же поверила.

— Всё нормально. Волноваться не о чем, - заверила она сына.

Успокоенный словами матери, Рентис убежал на поиски друзей. Мирия же заметила, что на Одрика откровенно косо поглядывают. И она таких людей прекрасно понимала. Кто-то в нынешних бедах королевства обвинял бывшего монарха, а кто-то – Орден Света. Что раньше, что сейчас, инквизиция как-то не особо стремилась помогать бедным и обездоленным, зато свою собственную казну за счёт выросших во время войны налогов пополнять не забывала. Если раньше этого не замечали или старались не обращать внимания, то сейчас в простонародье всё чаще шли разговоры, что слуги господа сами как-то не особо стремятся соблюдать свои же заповеди, изо дня в день нарушая священные клятвы. Устала от произвола храмовников и дальфарская знать, некоторая часть представителей которой угодила сначала в пыточные застенки, а потом и на плаху. Кого-то подобная кара ожидала вполне заслуженно, за связь с тёмными колдунами, а кто-то лишился головы только потому, что какому-то инквизитору приглянулось его имущество или имение. Так что если раньше человек в белом плаще вызывал у обывателей трепет и благоговение, то теперь по отношению к храмовникам обыватели испытывали смешанные чувства, порой отнюдь не позитивные.

— Как-то здесь слишком много ушей. Давай поговорим за пределами лагеря, - предложил Одрик.

— Даже не знаю. Мне и здесь никто не мешает.

— Сейчас – возможно. Но потом могут и помешать, если вдруг узнают, кто твои дети и от кого. Ты ведь не хочешь, чтобы это произошло?

Мирия недобро прищурилась.

— Угрожаешь женщине безопасностью и благополучием её детей. Сама не знаю почему, но я была о тебе лучшего мнения, - перешла она на “ты”.

— Эти отродья и рождаться были не должны. Ты совершила не только ошибку, но и чудовищный грех, позволив им появиться на свет.

Мирия сжала руки в кулаки, а в её глазах заплясали недобрые огоньки.

— Ещё раз назовёшь их отродьями – я тебя убью, - предупредила она незваного гостя.

Одрик сказал именно то, что думал. Он искренне считал, что демонам, полудемонам и их отпрыскам в этом мире не место. Но инквизитор всё же признал, что говорить этого вслух не стоило.

— Прощу прощения. Я не должен был этого говорить. Просто последние события совсем выбили меня из колеи, - принёс инквизитор свои извинения.

— Сейчас чуть ли не каждый день что-нибудь происходит. О каких конкретно событиях ты говоришь?

— Вот как раз это нам лучше обсудить за пределами лагеря.

Мирии не хотелось ничего обсуждать с Одриком. Зато хотелось, чтобы он как можно скорее отсюда убрался, и больше не возвращался. Ради такого можно было его хотя бы выслушать.

— Ладно. Будь по-твоему.

Отойдя от лагеря метров на пятнадцать, девушка остановилась, дав понять, что дальше не пойдёт.

— Магистр Амбис мёртв, - сообщил Одрик.

Данное известие ни капельки не расстроило Мирию. Этот человек когда-то с позором изгнал её из Ордена за связь с полудемоном. Тот факт, что над ней грубо и жестоко надругались, магистр учитывать не стал. Зная, насколько велико было влияние магистра на прошлого короля, Мирия подозревала, что именно Амбис в своё время убедил Джуриуса в необходимости начать войну с Аталией. А ведь если бы не война на западе, нападение с востока, скорее всего, удалось бы отбить ещё на подступах, не позволив имперцам продвинуться так далеко. Хотел того Амбис или нет, но его неумные амбиции сыграли с Дальфаром злую шутку.

— Как это случилось? – спросила Мирия без особого интереса.

— Ему перерезали горло. Убийцу так и не нашли.

— Понятно.

— Да нет, ничего тебе не понятно. Магистр – уже не первая жертва. И боюсь, что не последняя. Того инквизитора, который шесть лет назад предлагал тебе помощь с прерыванием беременности, затоптала лошадь. С другими тоже случилось несчастье. Не так уж их было и много, но факт остаётся фактом. Каждый, кто знал правду о твоих детях, либо погиб, либо бесследно исчез.

— И ты думаешь, что это моих рук дело?

— Нет, я так не думаю. Ты на такое не способна. Чего нельзя сказать о твоём любовнике.

— Он не мой любовник. Никогда им не был и никогда не станет. Я даже не знаю, где он сейчас находится и чем занят.

— Он что-то замышляет. Что-то масштабное и очень опасное. Из-за его действий могут пострадать ни в чём не повинные люди.

И это известие тоже не особо заинтересовало Мирию. Да и сама формулировка “что-то масштабное и очень опасное” прозвучала чересчур расплывчато. Очень уж от неё попахивало дешёвой манипуляцией.

— Это всё, или есть что-то ещё? – равнодушно спросила бывшая храмовница.

— Правду о том, что отец твоих детей – демоническое отродье, знают трое: я, ты и ещё один человек. С нами он попробует разобраться поскорее, а тебя оставит напоследок, - предостерёг Одрик собеседницу.

— Бред. Ему до меня нет никакого дела. Если бы Зарксис хотел от меня избавиться, то уже бы это сделал. За прошедшие годы возможностей сделать это было предостаточно.

— Возможно, у этого выродка были дела поважнее, и он долго готовился, как когда-то его дружки из “Терновника”. Или, что более вероятно, он изначально не планировал избавляться от тебя, но со временем его планы изменились. Магистра Амбиса ведь тоже не так давно.

— И сделать это мог кто угодно. Ты ведь сам сказал, что убийцу не нашли, - напомнила Мирия.

— Боюсь, что когда его найдут, для тебя будет уже слишком поздно.

— А ты обо мне не беспокойся. Беспокойся лучше о себе.

Видя, что собеседница настроена скептически, и идти на контакт желанием не горит, Одрик понял, что потратил время впустую, но всё же решил предпринять последнюю попытку достучаться до упрямой девушки. Достав флакон с прозрачной жидкостью, он протянул его Мирии.

— Что это? – уточнила девушка.

— То, что однажды может спасти жизнь тебе или твоим детям, если их отец решит от вас избавиться. Если поймёшь, что этот выродок задумал что-то недоброе, то просто добавь в его питьё несколько капель.

— Сомневаюсь, что такая возможность у меня появится.

— Может и не появиться. Но всё равно возьми. Этот яд способен убить даже пробудившегося полукровку, и противоядия от него нет. На людей он не действует.

Терзаемая сомнениями, Мирия всё же взяла флакон. Во многом для того, чтобы инквизитор решил, что добился желаемого результата, и оставил её в покое. И он оставил. Вполне искренне пожелав Мирии удачи, вернувшийся в лагерь Одрик забрался на своего коня, и ускакал прочь.

***

Одрик понял, что сильно переоценил свои ораторские способности. Это раньше, будучи послушницей, Мирия жадно ловила каждое его слово, в то время как сейчас видела в нём недоброжелателя, и относилась ко всему услышанному с недоверием. За обидные слова о детях она реально была готова его убить. Одрик видел это по её глазам. Но победой это всё же можно было назвать. Мирия взяла яд, а значит, посеять зерно сомнения ему удалось. Сделать это было бы сложнее, если бы за прошедшие годы Мирия и Зарксис сильно сблизились, но этого не произошло, что Одрику было только на руку. Инквизитор всячески гнал от себя мысль, что его действия – это скорее жест отчаяния, чем реальная борьба. Сам-то он до Зарксиса добраться не мог, но надеялся, что это сделает Мирия. Главное, чтобы это произошло не слишком поздно.

От этих мыслей пересекающего густой лес инквизитора отвлекло чьё-то пение. Услышав этот голос, храмовник вздрогнул, не поверив своим ушам.

“Нет. Этого не может быть!” – мелькнула в его голове пугающая мысль.

А песня всё продолжала звучать. Разум твердил, что нужно заткнуть уши и скакать отсюда как можно быстрее. Но с каждой секундой голос разума в голове Одрика звучал всё тише и тише. Не сумев совладать с наваждением, храмовник поскакал к месту, откуда звучала песня. Добравшись до небольшого ручья, храмовник увидел светловолосую девушку в простеньком платье, стоявшую к нему спиной.

— Это невозможно, - пробормотал инквизитор уже вслух.

Девушку он узнал ещё до того, как она повернулась к нему лицом. Лаэрта. Его младшая сестрёнка. Его благословение и его проклятие. Ещё будучи юношей Одрик начал испытывать к ней очень яркие, но отнюдь не родственные чувства. Её голос, смех и улыбка вызывали у него недостойные греховные мысли. Борясь с ними, Одрик старался держаться от сестры как можно дальше, и даже вступил в Орден Света. Лаэрта же вышла замуж за кузнеца, который в порыве ревности разбил ей голову молотом, за что и был повешен. Одрик искренне скорбел о Лаэрте, но в то же время испытывал небывалое облегчение. Со смертью сестры ушли и все греховные мысли о ней, и Одрик по-настоящему освободился. И вот вновь увидев её целой, невредимой, и всё такой же юной, хотя с тех пор прошло уже больше пятнадцати лет, инквизитор совсем пропал. Разум настойчиво твердил, что всё это обман и морок, но своим глазам храмовник верил больше, не замечая, и не чувствуя, как его при этом будто опутывают невидимые сети.

Обворожительно улыбнувшись брату, переставшая петь Лаэрта сняла платье.

Сглотнув подкативший к горлу комок, инквизитор спешился. Подойдя к обнажённой сестре, Одрик нерешительно коснулся её правой груди. До чего же она была мягкой и приятной на ощупь. Бережно поглаживая один холмик, к другому храмовник приник губами, вновь превратившись из зрелого мужчины в терзаемого греховными мыслями юношу. Превратился не в переносном, а в буквальном смысле. Сам Одрик, в виду отсутствия под рукой зеркала, подобной метаморфозы не заметил и не почувствовал. Пока он ласкал рукой и ртом грудь сестры, Лаэрта нежно поглаживала брата по голове, шепча при этом, что всё это время только о нём и думала. От этих слов, поглаживания и исходящего от девушки приятного медового запаха, член Одрика буквально одеревенел, и уже с трудом помещался в штанах. С трудом оторвавшись от аппетитной груди, храмовник отстегнул плащ и постелил его на землю, а сверху уложил на него обнажённую девушку.

Хоть ему и не терпелось как можно скорее оказаться внутри Лаэрты, храмовник вновь принялся ласкать это манящее тело, начав с лица, и постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Добравшись до её лона, Одрик осторожно ввёл в него указательный палец, и наткнулся на преграду в виде девственной плевы. Храмовник замер, затаив дыхание. Его обольстительная сестра невинна, а он станет её первым и единственным мужчиной. Они будут любить друг друга до изнеможения, а потом вместе уедут куда-нибудь на окраину королевства, подальше от войны, снимут там домик, заведут детей и будут жить в своё удовольствие. Но как на это отреагирует новый магистр, сменивший Амбиса? Да в Бездну нового магистра вместе со всем Орденом Света! Все эти никчёмные выродки в белых плащах молятся реже, чем шатаются по борделям. Они верят, что наличие белого плаща дарует им освобождение ото всех грехов. Лжецы и лицемеры, погрязшие в алчности и похоти. Но он совсем не такой. Его любовь к Лаэрте чиста и безгранична. Уже раз потеряв любимую сестру, он ни за что не позволит подобному случиться вновь.

Все эти мысли пронеслись в голове Одрика, подобно мощному вихрю, сметающему всё на своём пути, ломающему любые барьеры. Не в силах больше сдерживаться, хамовник спустил штаны до колен, и подвёл стоящий колом член к пещерке сестры.

— Пожалуйста, будь понежнее, - робко попросила его Лаэрта.

— Конечно. Я не причиню тебе боли.

— Я тебе верю.

Преодолеть хрупкую преграду Одрик попытался как можно бережнее и осторожнее, однако Лаэрта всё равно дёрнулась и заёрзала. Надеясь, что это поможет девушке унять боль, инквизитор принялся ласково поглаживать бёдра сестры и её гладкий живот. Видя, что его сестрёнка вновь понемногу расслабляется, он начал двигаться. Первые толчки были плавными и осторожными. Член Одрик вводил не полностью, давая Лаэрте возможность привыкнуть к новым ощущениям. И она, привыкнув к ним, сама начала робко просить, чтобы брат входил в неё поглубже. Одрик эту просьбу с удовольствием выполнил, так как и сама этого очень хотел. Его драгоценная сестрёнка внутри была такая узенькая. Причинять ей боль храмовнику не хотелось, но и держать себя в руках было очень сложно. Её тихие томные стоны звучали слаще, чем недавняя песня. А уж когда Лаэрта закинула свои тонкие ручки ему на плечи, наклонила его голову вперёд и робко поцеловала в губы, остатки самообладания тут же покинули Одрика. С жаром ответив на этот поцелуй, храмовник перестал сдерживаться. Пока он резко и глубоко вторгался в её лоно, откинувшая голову назад Лаэрта кричала о том, как сильно его любит. Услышав эти слова, инквизитор не выдержал, излившись прямо в сестру, после чего уронил голову ей на грудь. Пока Лаэрта что-то тихо шептала, и гладила его по макушке, Одрик чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Однако все эти ласки и нашёптывания вдруг прервались, а на смену теплу, исходящему от женского тела, вдруг пришли холод и слабость. Потому что никакой Лаэрты здесь не было. Был лишь валяющийся на холодной земле умирающий инквизитор с разорванной шеей, из которой фонтаном лилась кровь. Чудесная близость с самой желанной девушкой в его жизни оказалась иллюзией. Как и предупреждал разум, всё это был морок, навеянной песней, лишившей храмовника воли, и заманившей его к ручью. Только она и была реальной. Конь, в отличие от седока, сразу почуял что-то неладное, и как только всадник спешился, встревоженное животное поспешило броситься наутёк.

Чувствуя, как холодеет и тяжелеет его тело, безуспешно пытающийся зажать смертельную рану Одрик проклинал тварь, которая его одурманила. Пусть она и дала ему то, о чём он так долго мечтал, всё это было обманом, злой и циничной насмешкой. Кто конкретно проделал в его шее дыру, была не так уж и важно. Кто и почему это мерзость к нему подослал, не было для Одрика загадкой. Радовало лишь то, что он успел передать Мирии яд, надеясь, что она использует его по назначению, что Светлейший простит нерадивого слугу, в последние минуты своей жизни давшего слабину, и что на том свете он снова встретит Лаэрту. С этой мыслью Одрик испустил дух, а его глаза навсегда закрылись.