Рассказ " Mama Told Me Not To Come " англоязычного автора SimonDoom

Всем героям рассказа вступающих в интимные отношения больше 18 лет.

Мама была богобоязненной христианкой. Я знал, что это так, потому что она говорила мне об этом почти каждый день, сколько я себя помню.

Она была завсегдатаем церкви, моя мама. И не только по воскресеньям: долгое время у нее вошло в привычку посещать частные занятия по изучению Библии по будням с пастором Ривзом, молодым помощником пастора Джонсона, почтенного седовласого служителя, который руководил нашей церковью еще до моего рождения. Мама записывалась на эти сеансы почти каждый вторник и четверг, пока пастор Ривз не уехал, чтобы основать свою собственную церковь в трех округах к западу от нашего. Сам я никогда не был слишком увлечен религией, но маме это, казалось, пошло на пользу. У нее была подпрыгивающая походка и румянец на щеках каждый раз, когда она возвращалась с этих дневных занятий с пастором Ривзом.

Мама никогда не была самым разговорчивым человеком. Папа тоже не был таким. Но после ухода пастора Ривза мне показалось, что мама стала тише, чем раньше. У нее тоже было более мрачное выражение лица, и она была более склонна раздражаться по пустякам, например, когда я недостаточно тщательно чистил ногти в конце дня, возвращаясь с полей к ужину.

К тому времени я был взрослым мужчиной. Мне было 19 лет, но я все еще жил на семейной ферме. Честно говоря, я не могу сказать, что у меня был самый наблюдательный взгляд на настроение женщин, но даже с моими ограниченными способностями я мог видеть, что маму что-то беспокоит. Однажды я спросил ее об этом.

— Мама, что-то не так? - Мама была на кухне, чистила кукурузу, а я только что вернулся после того, как помыл свиней. Я вытер ноги о коврик у двери.

Мама ответила не сразу. Она посмотрела на меня взглядом, который я не смог прочесть.

— Почему ты спрашиваешь, Джубал?

— Просто кажется, что ты какое-то время была не в духе, - сказал я.

— Нет, - сказала она. - Я в порядке. Не волнуйся.

Я знал о маме достаточно, чтобы понимать, что так оно и было, и я не собирался больше слышать от нее ни слова на эту тему. Я пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок к ужину. Я услышал, как хлопнула дверь, и понял, что папа вернулся из магазина кормов.

Ужин, как обычно, был вкусным, но тихим. Мама была умелым кулинаром, и, насколько я мог судить, она не ошиблась, подав жареного цыпленка и кукурузу в початках, намазанную маслом, что мы и съели. Как обычно, никто много не говорил. Я заметил, что мама часто смотрит на папу, как будто хочет, чтобы он что-то сказал, но ему нечего было сказать, кроме того, что он однажды похвалил маму за ее жареную курицу и похвастался хорошей ценой, которую он получил в магазине кормов.

Когда с едой было покончено, я предложил помыть посуду. Мама поблагодарила меня, а папа удалился в гостиную. Я услышал, как включился телевизор. Папа смотрел только одно шоу - повторы "Уокера, техасского рейнджера". Должно быть, он был самым большим поклонником Чака Норриса на планете. Папа любил включать звук погромче, так что шум шоу разносился по всему дому. Через несколько минут я услышал мамин голос, перекрывающий шум. Это звучало так, словно она на что-то жаловалась папе, но я не мог разобрать, что она говорила, и знал, что лучше не подслушивать. Когда была вымыта последняя тарелка, я вышел из кухни, поднялся по лестнице в свою комнату и закрыл дверь. Я взял потрепанный экземпляр романа ужасов, который как раз дочитывал до середины. Думаю, для сына фермера можно было бы сказать, что я был большим любителем чтения, и книги ужасов были моими любимыми.

На следующее утро, в субботу, я встал, как обычно, рано, незадолго до рассвета, принял душ, оделся и спустился вниз позавтракать. Мама была на кухне, но папы не было.

— Папа ушел на охоту с парнями, - объяснила мама. - Его не будет весь день. Он просил передать тебе, чтобы ты покормил животных, но когда закончишь, можешь взять выходной до конца дня.

Это было приятно услышать, потому что я думал, что буду возделывать поля после ухода за животными. Я не был уверен, что собираюсь с собой делать.

Завтрак состоял из яиц, бекона и блинчиков. Я почти ничего не говорил, и мама тоже. Но у меня было такое чувство, что она хотела что-то сказать. На протяжении всего завтрака она ерзала на стуле, как будто пыталась что-то решить, но не была уверена, что делать или говорить по этому поводу.

Я тоже заметил, что она была одета красивее, чем обычно. На ней было облегающее платье с принтом, которое подчеркивало ее изгибы и демонстрировало больше ног, чем обычно. Мама была хорошенькой женщиной. Я родился у нее, когда ей было всего 19 - мой возраст, - так что ей было всего 38. Жизнь жены фермера оставила несколько морщин на ее лице, но мама по-прежнему выглядела молодой и хорошенькой. Казалось, в то утро она особенно тщательно расчесывала волосы, потому что они мягкими блестящими волнами ниспадали ей на плечи. Я не особо разбирался в таких вещах, но даже я мог сказать, что на ней было больше косметики, чем обычно.

После завтрака я предложил еще раз прибраться.

— Нет, Джубал, я сделаю это сама. Ты иди к животным. Быстро заканчивай и возвращайся. Есть кое-что, о чем я хочу поговорить.

— В чем дело, мама?

— Мы поговорим позже. Сначала позаботься о животных.

Я был не из тех, кто спорит с мамой.

У нас не было большой фермы или амбара, так что покормить кур, свиней, коров и лошадей и немного прибраться не заняло много времени. Два часа спустя, покончив с делами, я вернулся в дом и снова прошел через заднюю дверь на кухню. Мама была там.

— Умойся, Джубал, - сказала она. - Когда закончишь, приходи в мою комнату. Я хочу поговорить с тобой.

Я был озадачен странностью маминой просьбы. Спальня моих родителей была похожа на их святилище. Большую часть времени это было для меня под запретом.

Но я сделал, как она сказала, и 20 минут спустя, свежевымытый, с еще влажными волосами, я постучал в закрытую дверь маминой спальни.

— Входи, - сказала она.

Я так и сделал, и увидел маму, сидящую на краю кровати. Красивое платье у нее было задрано выше колена, и я не мог припомнить, чтобы мама когда-нибудь так обнажала ноги в платье. В верхней части платья была расстегнута пуговица. Я не мог припомнить, чтобы мама когда-нибудь была настолько беспечна, чтобы оставить свое платье в таком состоянии. В вырезе платья виднелся едва заметный намек на ложбинку между грудями.

Мама похлопала по краю кровати. Я сел рядом с ней.

Я ждал, что она что-нибудь скажет. Это заняло у нее несколько мгновений, как будто она пыталась придумать, что сказать.

— Джубал, у тебя есть девушка? - спросила она наконец.

Я был удивлен. Мама и папа редко говорили со мной о таких вещах. Все трое из нас были скрытны в своих личных делах.

— Нет, мама, - честно ответил я. - Ты помнишь, прошлой весной я несколько раз встречался с Мэри Энн Миллер, но с тех пор ничего.

— Я так и думала, - сказала она. Она похлопала меня по колену.

— Это очень плохо, - сказала она. – Для такого прекрасного молодого человека, как ты. Вполне естественно, что ты хотел бы наслаждаться обществом молодых женщин, хотя, как тебе известно, мы всегда должны соблюдать библейские предписания, которые ограничивают исследования плоти за пределами святости брака.

— Я знаю об этом, мама. - Я знал, что сказано в Библии, но Библия это или нет, мы с Мэри Энн провели время на чердаке амбара ее родителей, наслаждаясь совместными исследованиями плоти. Я не был девственником, а у Мэри Энн была репутация во всем графстве. Но я не собирался говорить ничего из этого маме.

— А у твоего отца когда-нибудь было?.. Он разговаривал с тобой? - спросила мама, и ее голос неприятно повысился.

— О чем разговор?

— Примерно, ты знаешь. Птицы и пчелы. Быки и коровы. Мужчины и женщины.

К чему она клонит? Я пожал плечами.

— Секс, Джубал. Он когда-нибудь говорил с тобой о сексе?

Папа никогда особо ни о чем мне не рассказывал, кроме как о ферме. Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь "разговаривал" с ним о чем-либо, связанном с сексом.

— Нет, мама.

— Жаль, - сказала она. - Отцы должны говорить со своими сыновьями о таких вещах, так же как матери должны говорить со своими дочерями. Но у меня никогда не было дочери. Твой отец уклонился от выполнения своего долга, что было неправильно.

Она похлопала меня по колену.

— К сожалению, твой отец уклонился от этого и других обязанностей.

В ее глазах появилось отсутствующее выражение, и она замолчала. Я не был уверен, что сказать.

— Что ты имеешь в виду, мама?

Мама посмотрела мне в глаза и провела рукой по моей щеке.

— Ты теперь взрослый мужчина, Джубал, поэтому я чувствую, что могу поделиться с тобой некоторыми вещами, как один взрослый с другим. Ты не возражаешь, если я это сделаю?

— Я думаю, что нет. - Я неуверенно пожал плечами. Я не понимал, что мама пыталась сказать, и не знал, как реагировать.

— Твой отец - хороший человек, - продолжала мама. - Он честен, он богобоязнен, он много работает и является хорошим кормильцем для нашей семьи. - Она сделала паузу, прежде чем продолжить.

— Хорошо, - сказал я.

— Но в некотором смысле, - сказала мама, - папа не выполнил свои обязанности. Джубал. Ты знаком с первой книгой послания к Коринфянам, главой 7?

— Я читал Библию, мама, но не могу сказать, что конкретно помню эту ее часть.

— В стихах 3 и 4 говорится, - сказала она, - что "муж должен предоставить своей жене ее супружеские права, а жена - своему мужу". Итак, ты видишь, Джубал, что, хотя сексуальные отношения между мужчиной и женщиной, не связанными узами брака, являются грехом, в рамках этой связи они являются долгом. Для тебя это имеет смысл?

— Думаю, да, - ответил я, но, по правде говоря, я был совершенно сбит с толку тем, что мама пыталась мне сказать. Она никогда еще так откровенно не говорила со мной о подобных вещах.

— Я надеюсь, ты не возражаешь, что я была так откровенна с тобой, Джубал? - сказала она. - Но поскольку ты молодой человек и сын своего отца, тебе важно это услышать.

Мама продолжала, как будто произносила давно отрепетированную речь.

— У мужа есть обязанности по отношению к своей жене, а у жены - к своему мужу. Я никогда не уклонялась от своих обязанностей по отношению к папе. Я дала ему все, что Добрый Господь повелел мне дать ему. Если ты понимаешь, что я имею в виду. - Она схватила и накрутила на палец прядь своих волос. - Однако твой отец не счел нужным исполнять свой долг с таким же усердием.

Она повернулась ко мне.

— Тебе от этого не по себе, Джубал?

— Эм... - это было все, что я мог сказать.

Мама снова похлопала меня по колену.

— Я понимаю, что трудно обсуждать такие вещи, особенно с твоими родителями.

Мама вздохнула и еще с минуту ничего не говорила. Тишина была гнетущей. Стеснение сжало мою грудь.

— Я боролась, Джубал, - продолжила мама. - В тишине и долго. Но потом, наконец, я нашла кого-то, кому можно довериться. Пастор Ривз.

Я не знал, к чему это ведет, но по шкале от одного до десяти мой уровень дискомфорта быстро приближался к одиннадцати.

— Именно пастор Ривз заверил меня, что мои чувства нормальны. Господь дает нам побуждения, Джубал, и он снабдил нас институтом брака, чтобы справляться с этими побуждениями. Но я была замужем, и твой отец - мой муж - не выполнял свой долг, чтобы удовлетворить мои желания. Я страдала. Ах, Джубал, я так долго страдала.

Мамина рука легла мне на колено. Она казалась тяжелее, чем раньше.

— Пастор Ривз объяснил мне, что в таких случаях Господь предлагает лекарство. Это когда муж... потерпел неудачу, Святой Дух мог бы занять его место. Через свой инструмент. Пастор Ривз объяснил мне, что, как человек Божий, он мог бы стать инструментом Божьего исцеления от отверженности твоего отца.

— Мама, ты хочешь сказать...?

Мама приложила пальцы к моим губам, заставляя меня замолчать.

— Да, Джубал. На наших собраниях пастор Ривз выполнял Святой долг, которого не выполнял твой отец.

Я не знал, что сказать, поэтому промолчал.

— Но Бог призвал пастора Ривза уехать, чтобы основать свою собственную церковь, далеко отсюда. И теперь я снова остаюсь без помощи инструмента, который муж не считает нужным выполнять свой священный долг по отношению к жене. Я бы сказала, Джубал, инструментом которым Святой Дух благословил здоровым и юношеским желанием исполнить священный долг мужа по отношению к жене. - Она сжала мое колено. - Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Я думаю, что понимаю, мама.

— Ты вырос в прекрасного, рослого молодого человека, Джубал. Сильный и высокий. Какой у тебя рост?

— Думаю, 185 сантиметров, - сказал я.

— На пару сантиметров выше твоего отца. - Она переплела свои пальцы с моими. - И такие красивые, сильные, большие руки.

Мама сидела ближе ко мне, чем когда-либо, и мне почти казалось, что я ощущаю тепло, исходящее от ее тела, которое натягивало ее облегающее ситцевое платье так, как я не замечал всего несколькими минутами ранее.

— Когда муж не выполнит свой долг по отношению к жене, Господь предоставит ему замену. Вот что сказал мне пастор Ривз, Джубал. Он был моей заменой, но его больше нет. У меня нет никого, кто мог бы занять его место, исполнить долг твоего отца, кроме... тебя.

— Меня, мама?

— Да, Джубал. Тебя.

Ее рука оставалась сжатой в моей. С этими словами она подняла мою руку с колен, притянула ее к себе и положила себе на грудь.

Я недоверчиво открыл рот, чтобы заговорить, но не смог вымолвить ни слова. Моя рука, направляемая маминой, легла на полноту и округлость ее груди. Я почувствовал слабый бугорок ее соска под своими пальцами, скрытый тканью ее платья и невидимым бюстгальтером.

— Джубал, ты должен встать на место своего отца и исполнить его долг за него. Я прошу тебя. Пожалуйста, Джубал. Твоя мать заслуживает этого. Ей это нужно.

— Но папа...

— Папы не будет дома еще шесть часов. Он сказал мне, что после охоты поужинает со своими друзьями и вернется домой поздно.

Я не пошевелился. Я сидел, застыв на месте, все еще прижимая руку к пышной маминой груди, не зная, что делать или говорить.

Я не знал, что делать, и мама, казалось, была обеспокоена моей сдержанностью.

— Я... непривлекательна для тебя, сын мой?

Я покачал головой.

— Дело не в этом, мама, - сказал я. - Ты... ты очень хорошенькая.

— Ты это серьезно или просто пытаешься быть милым со старой женщиной?

— Ты не старая, мама. Тебе всего 38. И ты горячая штучка - красивее, чем любая из матерей моих друзей. Они все мне так говорят.

— Они действительно так делают?

— Да, они это делают.

Я не лгал насчет этого. Мама поддерживала себя в лучшей форме, чем любая другая жена фермера в нашей общине. Мои друзья много раз отмечали этот факт. На самом деле, они комментировали это гораздо чаще, чем когда-либо делал папа. Комплимент от папы был редкостью.

Мама положила свою руку поверх моей, все еще лежащей у нее на груди. Она сжала мою руку, и я в ответ сжал ее грудь. Она была больше, чем у Мэри Энн Миллер, с материнской полнотой и лишь намеком на обвисание. Мой большой палец попал на ее сосок, и я надавил на него. Мама вздохнула.

А потом мама сделала то, чего я и представить себе не мог двумя минутами ранее: она убрала свою руку из моей и положила ее мне на колени, туда, где мои ноги сходились вместе, и сжала меня под моими синими джинсами.

— Господи, помилуй, - сказала она.

По правде говоря, я не думал, что Господь имеет к этому какое-то отношение, но я не собирался противоречить маме, которая относилась к таким вещам гораздо серьезнее, чем я. Все, что я знал, это то, что ее рука лежала на моем члене, который был твердым и становился тверже с каждой секундой.

— Мама, что...

Она прервала меня, приложив палец к моим губам.

— Нет, Джубал. Ничего не говори. Ещё нет. Просто следуй за мной. Ты можешь это сделать?

Я кивнул. Я не знал, что еще сделать или сказать.

— Каждый из вас должен любить свою жену так же, как он любит себя, - пробормотала мама, глядя на мои колени. Она посмотрела мне в лицо. - Ефесянам 5:33, Джубал.

— Да, мама.

— Сегодня ты мой муж. На то воля Господа. Мы должны подчиниться его воле.

Я ничего не сказал в ответ. Мама, похоже, восприняла это как "да", потому что ее руки начали расстегивать ширинку моих брюк.

Я ничего не мог ни сказать, ни сделать. Я мог бы тайно помолиться о прощении Всевышнему, про себя, а мог бы и не молиться. Все, что я помню наверняка, это то, что мой член был твердым, как сталь, и неприятно напрягался в рамках моих синих джинсов, пока ловкие мамины пальцы успешно не справились с пуговицами, и мой член не поднялся вверх с решительной быстротой.

Мамины глаза расширились и заблестели при виде моего стоячего члена, и она издала громкий вздох изо рта.

— О, Джубал.

Я был возбужден, но смущен. У меня не было слов, чтобы выразить то, что я чувствовал. Но, к счастью, мне не пришлось этого делать. Мама взяла дело в свои руки - в буквальном смысле. Ее рука взяла и обхватила головку моего члена. Я почувствовал, как он запульсировал под прикосновением ее пальцев. На мой взгляд, у мамы были тонкие, элегантные руки, но они тоже были изношены после долгих лет работы по хозяйству.

— Ты такой же мужчина, как и твой отец, - сказала она. - Даже больше.

Ее рука медленно скользила вниз по моей длине, пока боковой край ее ладони не коснулся моей лобковой кости. Мой член указывал в потолок, а его головка была выпуклой и пурпурной.

И тогда мама сделала то, чего я никогда не мог себе представить в самых безумных мечтах. Она наклонилась в талии, широко открыла рот и обхватила губами головку моего члена. Я почувствовал влагу и давление ее языка. Она закручивалась вокруг кончика. Меня охватила дрожь.

Мама, должно быть, тоже это почувствовала, потому что она подняла мой торчащий член и посмотрела мне в лицо.

— Джубал, ты не должен кончать. Пока нет. - Слова говорили одно, но ее рука говорила другое, когда она гладила меня вверх-вниз, вверх-вниз.

— Я не знаю... - попытался сказать я, но проглотил остальные слова, сосредоточившись на том, чтобы контролировать себя. - Я не знаю, смогу ли я это контролировать, мама.

— Ты должен, Джубал, - сказала она. - Ты знаешь о грехе Онана? - Эта ее рука продолжала гладить, гладить, гладить.

— Я не помню подробностей, мама, - сказал я, задыхаясь.

— Бытие 38:9, Джубал, - сказала она. - Ты не должен тратить свое семя впустую на землю. Это грех. Муж - теперь это ты - должен сохранить свое семя для своей жены - теперь это я. Ты понимаешь?

— Думаю, я понимаю, мама. Но Библия говорит одно, а мое тело говорит другое. Ты понимаешь?

— Я знаю, - сказала она, убирая руку. - Тогда есть только одна вещь, которую мы можем сделать сейчас.

Мама выпрямилась на кровати. Ее руки потянулись к пуговицам на платье, ниже той, которая уже была расстегнута. Одну за другой она расстегнула все остальные пуговицы, сверху донизу, а когда закончила, откинула каждый клапан красивого платья с принтом, пока не обнажилось ее тело.

Я сделал глубокий вдох.

Я никогда раньше не видела маму такой. Ее тело было полностью обнажено, за исключением узкого белого хлопчатобумажного лифчика и трусиков, и ее кожа на моих глазах становилась бледной и упругой. Были видны ее торс и худощавые бедра. Мне пришло в голову, что я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь видел ее пупок. В тех немногих случаях, когда я видел ее плавающей, она была одета в цельный костюм.

Мама продолжала снимать платье, приподнимая зад с кровати, чтобы закончить процесс, пока не бросила одежду на пол.

Я увидел странную смесь желания и решимости в маминых глазах, но также неуверенность и легкий страх. Возможно, у нее была сильная воля, но она не была дурой и, должно быть, понимала, что невозможно с уверенностью предсказать, как ее сын отреагирует на то, что она делает.

С, казалось, огромным усилием она произнесла: - Раздень меня, Джубал.

Мои руки, должно быть, двигались по воле Святого Духа, потому что у меня не было чувства контроля над ними. Я посмотрел вперед, и мои руки исчезли за маминым торсом. Мои пальцы нащупали застежку ее лифчика позади нее, вне поля моего зрения. По своему ограниченному опыту я знал, что это самое неприятное испытание для молодого человека: расстегнуть лифчик. Я смотрел маме в глаза, пока мои пальцы выполняли свою работу, и мама смотрела на меня в ответ, как мне показалось, ободряюще. Легкая улыбка играла на ее губах. После того, что показалось мне вечностью, я почувствовал, что дьявольская затея завершилась. Мама положила руку мне на грудь, и я отстранился. Бюстгальтер теперь безвольно свисал с ее груди, а края чашечек едва прикрывали соски. Мамины руки потянулись к бретелькам и стянули их с ее плеч, и наконец, волшебным образом, невероятно, за пределами всего, что я мог себе представить часом ранее, лифчик опустился до маминой талии, и ее груди предстали моим глазам.

Кажется, у меня отвисла челюсть. Я уверен, что ничего не говорил по крайней мере минуту. Мама неподвижно сидела передо мной, не двигаясь, но ровный ритм ее дыхания заставлял ее грудь подниматься и опускаться у меня на глазах, и этого было достаточно. Мое сердце переполнилось желанием, а член наполнился кровью. Я был возбужден больше, чем когда-либо прежде. Мамины груди были полными и бледными, а соски - розовыми и торчащими.

— Не останавливайся, Джубал, - сказала мама. Ее голос был едва громче шепота. Она на секунду приподнялась с кровати, и ее руки стянули белые трусики с бедер вниз. Они свалились у ее ног на полу.

Мама сидела передо мной обнаженная. Я тоже сидел, не двигаясь.

Мама раздвинула ноги, и мой взгляд скользнул вниз.

На стыке ее бледных ног появилась пышная коричневая поросль волос. За волосами, скрытые, но не спрятанные, виднелись пышные губки ее киски. Я никогда не видел ничего подобного. Те немногие девушки, с которыми я встречался, были выбриты или коротко подстрижены. Мамин куст, напротив, выглядел диким и неприрученным, и его обнаженность противоречила всему, что я когда-либо думал о ней.

Мой набухший член в ответ встал во весь рост и затвердел, а моя рука рефлекторно потянулась, чтобы прикрыть его, но мамина рука остановила меня.

— Нет, - сказала она.

Мне кажется, я вздохнул или, может быть, ахнул. Я не помню.

— Прикоснись ко мне, Джубал, - сказала мама.

Я протянул руку вперед и коснулся ее волос, и меня удивила их мягкость. Мои собственные волосы на лобке были жесткими, но мамины были нежными, как пух. Я продвинул палец еще дальше вперед, пока он не коснулся плоти: маминой киски. Губы, толстые и изогнутые, были плотно прижаты друг к другу. Я провел пальцем вверх и вниз, между ними, пока мой палец не остановился на розовом бугорке ее клитора. Я не был экспертом по женской анатомии, но у меня было достаточно опыта, чтобы примерно представлять, к чему я прикасаюсь и на что смотрю.

Мама громко выдохнула, когда мой палец коснулся ее клитора. Она закрыла глаза.

— Да, Джубал, - сказала она.

Это было больше похоже на приглашение, чем я когда-либо мог ожидать, поэтому мой палец продолжил свое исследование самого тайного и священного места мамы.

Я не понимал, что делаю, но, казалось, это не имело значения. Мамино тело содрогалось от каждого прикосновения. Мой указательный палец обвел ее клитор. Кончиком пальца я пробежался вверх и вниз по нему с каждой стороны. Я провел пальцем вниз по мягким, неровным складкам ее плоти и надавил вперед, пока губы не разжались и кончик моего пальца не исчез внутри мамы. Ее вздохи стали громкими и затрудненными.

— Это чудесное ощущение, - сказала она с закрытыми глазами. Слова вырывались между глубокими вдохами.

Мама открыла глаза. Она уставилась на меня так, что мне показалось, будто она смотрит на меня в первый раз. Она протянула руку к моей груди. Я напряг грудные мышцы, и, по-моему, у мамы заблестели глаза. Ее рука прошлась по моему плечу, затем прижалась к мышце моей руки. Было странно наблюдать, как моя мама смотрит на меня с выражением вожделения. Мне показалось, что я увидел мурашки у нее на руках. Мне показалось, что я почувствовала их на своих.

Я совсем забыл о своем пальце. Он лежал на кровати, прямо у входа в мамину киску, на краю волосяного покрова ее кустика. Ах, этот куст. Так непохоже на выбритый лобок Мэри Энн Миллер. Разрыв между Мэри Энн Миллер и мамой был подобен разрыву между детским садом и колледжем. Хотя я не был девственником в сарае с ней, я знал, чего хочу от Мэри Энн. То, чего мне не хватало в опыте, я восполнял похотью. Но с мамой это было похоже на переход от черно-белого к цветному. Я не мог понять, что я чувствовал. Я просто знал, что был ошеломлен этим. С Мэри Энн я был единственным, кто контролировал ситуацию. Вместе с мамой она шла впереди.

Мамины руки потянули за нижний край моей рубашки.

— Мне нужно снять это, Джубал, - сказала она.

Я поднял руки над головой, чтобы помочь ей, и через мгновение рубашка была снята и брошена на пол.

Я посмотрел на маму, и ее глаза были устремлены на мою обнаженную грудь, и они вспыхнули так, к чему я не привык. Все 19 лет своей жизни я считал маму воплощением контроля и благоразумия, а теперь эти качества казались фасадом, за которым скрывается неукротимый зверь, свернувшийся кольцом и готовый прыгнуть на меня.

Мама не прыгнула. Она просто сказала: - Брюки, Джубал.

Я повозился с пуговицами и повернулся набок, стягивая брюки и боксерские трусы вниз по ногам на пол. Каким бы безумным это ни казалось, но когда передо мной стояла обнаженная мама, мне было неловко, что мама смотрит на меня.

Когда я закончил, я снова посмотрел на маму, пытаясь сосредоточиться на ее глазах, а не на ее полных грудях, но я не мог не заметить, какими напряженными и розовыми были ее соски.

Мама взяла меня за руку и притянула к себе.

— Подойди ближе, - сказала она.

Я придвинулся ближе. Мы с мамой сидели совсем рядом друг с другом, совершенно голые. Я был ужасно смущен, но и возбужден тоже. Мой член торчал у меня из-под колен, приветствуя мою мать.

— Джубал, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, - сказала она.

— Что, мама?

— Обними меня и поцелуй.

Я никогда раньше не отказывался от шанса поцеловать хорошенькую девушку, а мама, без сомнения, была хорошенькой, но я едва мог пошевелиться. Я положил руки по обе стороны от ее талии, но так легко и нервно, словно брал в руки чайную чашку из тонкого фарфора.

Я больше ничего не мог заставить себя сделать, и тишина в комнате стала невыносимой.

— Джубал, - сказала мама.

— Да?

— Ты не хочешь поцеловать меня? – спросила она. - Я для тебя непривлекательна?

— О, мама, нет, - сказал я. - Ты... ты прекрасна. Но это так странно.

— Я знаю, - сказала она. - Я уверена, что тебе это кажется странным. Но иногда мы должны делать вещи, которые кажутся нам странными. Это работа Господа, Джубал. Найди в этом утешение. Поцелуй меня. Пожалуйста.

Я не был так уверен в том, что касается работы Господа, но мама была обнажена, и она была прямо рядом со мной. Ее соски были направлены на меня, твердые и возбужденные, и вид ее обнаженного тела в конечном счете убедил меня так, как не смогла бы никакая библейская проповедь.

Я обнял маму и притянул ее ближе к себе. Я наклонился вперед, пока мои губы не встретились с ее губами. Я закрыл глаза, и эти губы больше не были губами моей матери. Это были губы красивой, сексуальной женщины в моих объятиях, нетерпеливой, похотливой и доступной.

Мы поцеловались. Мамины губы были влажными и мягкими, и они подались под напором моих собственных. Одна моя рука легла ей на спину, притягивая ее к себе, а другая легла на ее грудь, ущипнув за сосок.

Поцелуи начались нежно и неуверенно, но всего через несколько мгновений стали дикими и неистовыми. Наши губы прижались друг к другу. Мой язык проник в ее рот, который нетерпеливо открылся, чтобы принять меня, и ее язык ответил с такой же настойчивостью, проталкиваясь мимо моего языка в мой собственный рот. Прикосновение наших губ друг к другу эхом разнеслось по тихой в остальном комнате. Мы ничего не говорили, только время от времени говорили друг другу "Мама" и "Джубал". Температура в комнате, казалось, повысилась.

Какая-то часть моего мозга безмолвно кричала мне: - Это гребаное безумие. Ты не можешь делать это со своей мамой. - Но это было заглушено вожделением, которое я вплел в свое тело, когда мое тело переплелось с телом моей матери. Я ничего не мог с собой поделать. Она была моей матерью и в два раза старше меня, но ее груди были полными и спелыми, а кожа бледной и нежной. Изгибы ее тела идеально подходили для того, чтобы мои руки могли их ласкать. Моя похоть поднялась до десятого уровня, а мой член превратился в стальной прут.

— Пора, Джубал, - наконец сказала мама, отстраняясь от меня и ложась на спину на кровати, восхитительно раздвинув ноги и призывно выпятив грудь. - Возьми меня. Ты должен.

Я сбросил с себя одежду так быстро, как только смог, лишь слегка смущенный тем, что мама теперь могла видеть всю твердость моего члена, который при виде ее возбудился.

Мгновение спустя моя одежда была снята и лежала на полу, и я стоял голый, как голодный зверь в джунглях, над мамой, которая лежала передо мной, раздвинув ноги.

Мама посмотрела на меня снизу-вверх, широко раскрыв глаза и облизнув влажные губы.

— С божьей помощью, Джубал. Продолжай.

Я не могу честно сказать, что стихи из Библии имели к этому какое-то отношение, но мой член продвигался вперед, словно сам по себе, пока не прижался к маминому влагалищу.

— Ты уверена, мама? – спросил я.

— Более чем уверена, Джубал.

Каждый раз, когда она произносила мое имя, это было эротично.

Она двигала бедрами вперед до тех пор, пока нежный край ее половых губ не коснулся моего пульсирующего члена.

Укрепленный маминой уверенностью в Божьей воле, я двинулся вперед.

Кончик моего члена проскользнул мимо и оказался между ее губ. Мама закрыла глаза и вздохнула. Я подался вперед еще дальше, с горящими глазами и открытым ртом, когда ствол моего члена исчез внутри мамы. Я продвигался все дальше и дальше. Ее киска, скользкая от влаги, не оказывала никакого сопротивления.

— Оооо, - сказала мама.

Я трахал свою мать! Содеянное нельзя было отменить.

Оставалось только одно: продолжать трахаться. Я так и сделал.

Я начал медленно, может быть, невероятно, желая насладиться каждым сантиметром моего члена, исчезающего в маме. Ее киска была раем: достаточно упругой, чтобы обхватить мой член с удовлетворяющим давлением, но достаточно влажной, чтобы я мог входить и выходить из нее без трения или сопротивления. Маме, со своей стороны, это явно нравилось, потому что она стонала при каждом толчке. Когда я вошел в нее, ее бедра отодвинулись назад, но пока я жадно наблюдал, как мамины половые губки обхватывают мой член в своих глубинах, мама откинула голову назад и закрыла глаза, потерявшись в том блаженстве, которое она испытывала.

— Мама, - позвал я ее.

— В чем дело, Джубал? - спросила она, закрыв глаза и прижимаясь ко мне всем телом.

— Это то, чего ты действительно хочешь? – спросил я.

— Больше всего на свете.

Для меня этого было достаточно. Мои руки обхватили ее бедра, и я вошел в нее так яростно и неистово, как только мог. В течение нескольких минут никто из нас ничего не говорил. Единственным звуком в комнате было шлепанье наших тел друг о друга. Никакой звук не мог бы быть более возбуждающим.

Наши тела прижимались друг к другу в течение многих минут. Я потерял счет времени. Все внимание было сосредоточено на том, как я входил в нее, снова и снова.

Я не думал, что смогу долго сдерживаться.

— Не кончай пока, Джубал, - неожиданно сказала мама.

— Что? - ответил я, тяжело дыша.

— Не кончай, - повторила она. - Нет, пока я этого не сделаю. Позволь мне кончить первой.

— О, мама, - вот и все, что я смог сказать в ответ. Я был так близко. Я не знал, как я мог сдерживаться.

— Я попробую, - сказал я.

Мама прижималась ко мне всем телом, снова и снова, и я смотрел вниз на ее тело, на гибкие изгибы, покачивающиеся в такт моему телу, прижимающемуся к ее. Я наслаждался простой, но совершенной красотой ее полных грудей, покачивающихся в ритме, с дерзкими и идеальными сосками. Я не думал, что смогу сдержаться.

— Еще немного, Джубал, - закричала мама. Ее ноги дрожали, а пальцы ног были задраны к потолку.

— Я попробую, - сказал я сдавленным голосом, но я не знал, смогу ли я еще долго пытаться.

Я попытался подумать о чем-нибудь другом. Телефонная книга. Бесконечные уроки на уроке химии в моей старшей школе. Внутреннюю часть сарая, что я прибрал ранее в тот день. Но нельзя было отрицать восхитительного обволакивания маминой киски на мне. Я собирался кончить, и ничто не могло меня удержать.

Но мама была на первом месте.

— О да! - воскликнула она, и я почувствовал, как все ее тело содрогнулось подо мной. Мама кончила.

Тогда я дал волю чувствам, всего несколько мгновений спустя. Наконец-то я почувствовал это: прилив моей кульминации, поднимающийся глубоко изнутри, волнами разливающийся по мне, поток ослаб и высвободился. Я наполнил ее, мою маму. Моя сперма внутри нее.

Мама задыхалась подо мной, казалось, несколько минут, но у меня не было четкого ощущения времени.

Наконец, она сказала: - Дело сделано!

— Мама? – спросил я.

— Откровения 16:17, - сказала она.

В то время Священное Писание было далеко от моего сознания. Все, о чем я мог думать, было восхитительное ощущение моего израсходованного члена внутри ее киски. Я подержал его там несколько минут.

В конце концов, я оторвался от мамы и сел рядом с ней. Ее тело было влажным от смеси моего и ее пота. На мое ликование по поводу того, что мы сделали, легла пелена вины.

— Мама, - сказал я. - Что нам теперь делать? Это одноразовая вещь, или... мы собираемся сделать это снова?

Мама безмятежно посмотрела на меня в ответ.

— Господь не позволяет праведникам голодать, - сказала она. - Притчи 10:3.

Я знал этот стих.

— Но, мама, разве там не сказано также: - Он утоляет жажду нечестивых?

Мама долго смотрела на меня, прежде чем ответить, но выражение безмятежности и уверенности в себе с ее лица не исчезло. Она придвинулась ближе ко мне.

— Джубал, - сказала она, беря мой член в свою тонкую и нетерпеливую руку. - Не переусердствуй с этим.

Конец.

P.S. Дорогой читатель! Понравилось? Если да - пожалуйста, перечислите 10 рублей на карту № 2202200858517376. Вас это сильно по карману не ударит, а для меня это единственный источник дохода. Заранее благодарен. Ваш ЛюбительКлубнички.